Ужас на поле для гольфа - Сибери Куинн

– Совершенно верно, – дружелюбно согласился француз. – Они ужасно кусаются, эти разбитые оконные стекла, правда?

– Кусаются? – отозвался Джервэйз, глядя на того с удивленным и несколько испуганным выражением. – Я не совсем понимаю вас… о, да, я понял, – он слабо улыбнулся. – Вы имеете в виду порез.

– Мсье, – торжественно уверил его де Гранден, когда Джервэйз встал, чтобы уйти, – я имел в виду именно то, что я сказал. Не больше и, конечно же, не меньше.

– Что теперь? – спросил я, когда мы вышли из офиса, а сбитый с толку суперинтендант – за нами.

– Non, non, – раздраженно отвечал он. – Я не знаю, что и думать, друг мой. Одна вещь указывает один путь, другая – другой. Я похож на моряка, заблудившегося в тумане. Идите к машине, друг мой Троубридж, и к нашему первоклассному и столь достойному союзнику. Тем временем я зайду в прачечную.

Мне не очень понравилось мое задание, я снова сел в машину и настроил себя быть как можно более доброжелательным к собаке, искренне надеясь, что калорийный завтрак, который дал ей де Гранден, удовлетворил ее аппетит. Я не хотел, чтобы она насытилась одной из моих конечностей. Животное оказалось достаточно послушным. И, кроме того, что оно открыло пару раз пасть в потрясающих зевках, показав в опасной близости свой превосходный зубной аппарат, ничего не вызвало у меня тревогу.

Когда де Гранден вернулся, он был полон нетерпения и гнева.

– Sacré nom d’un grillon![193] – выругался он. – Я вне себя. Несомненно, этот мсье Джервэйз – лжец, наверняка не было битого стекла, которое поранило его руку прошлой ночью; но в прачечной нет никаких рваных пижам.

– Возможно, он не отправил их в стирку, – усмехнулся я. – Если бы я был где-то, где не должен был быть прошлой ночью, и обнаружил, что кто-то оставил на моем пути собаку-людоеда, я бы не спешил отправлять порванную одежду в прачечную, где она могла бы выдать меня.

– Tiens, вы прекрасно рассуждаете, друг мой, – сказал он, – но объясните мне: если в прачечной сегодня не нашлось разорванной ночной одежды мсье Джервэйза, то почему там оказались две женские ночные сорочки? Одна из них – mère Мартины, другая – мадемуазель Босуорт, и обе показывают как раз такую прореху, которая образовалась после вырывания вот этого куска ткани? – Он показал улику, которую мы нашли у собаки в то утро, и мрачно уставился на нее.

– Хм, похоже, что вы не обладаете только кислотным тестом[194], – ответил я легкомысленно; но серьезность, с которой он отнесся к моему обычному возражению, поразила меня.

– Morble, кислотный тест, сказали вы? – воскликнул он. – Dieu de Dieu de Dieu de Dieu, вполне возможно! Почему я не подумал об этом раньше? Может быть. Возможно. Кто знает! Это может быть так!

– Что в мире… – начал было я, но он прервал меня безумным жестом.

– Non, non, друг мой, не сейчас, – взмолился он. – Мне нужно подумать. Я должен задать этой пустой голове работу, для которой она так плохо годится. Давайте рассмотрим, давайте разложим, давайте размыслим! Parbleu, есть! – Он быстрым, нетерпеливым движением опустил руки со лба и повернулся ко мне. – Отвезите меня в ближайшую аптеку, друг мой. Если мы не найдем того, чего хотим, мы должны искать другое, в другом месте, пока мы это не обнаружим. Mordieu, Троубридж, друг мой, я благодарю вас за упоминание этого кислотного теста! Уверяю вас, много полезной правды содержится в доле шутки.

В пяти милях от Спрингвилла бригада рабочих ремонтировала дорогу, и мы вынуждены были свернуть. Полчаса медленной езды по ней привели нас в крошечный итальянский поселок, где ряд рабочих, изначально трудящихся в Лакаванне, купили заболоченные, низкие земли вдоль протоки и превратили их в образцовые сады. В начале единственной улицы, составлявшей деревню, красовалась аккуратно побеленная доска с надписью «Farmacia Italiana» рядом с грубо намалеванным изображением итальянского королевского герба.

– Вот, друг мой, – скомандовал де Гранден, потянув меня за рукав. – Давайте остановимся здесь на мгновение и спросим уважаемого джентльмена, который управляет этим заведением, о том, что мы должны узнать.

– О чем… – начал я, но сразу остановился, поняв бесполезность моего вопроса.

Жюль де Гранден уже выскочил из машины и вошел в маленькую аптеку.

Без преамбулы он обратился к аптекарю беглым итальянским потоком слов, получая односложные ответы, которые постепенно становились все более подробными, сопровождаясь размахиванием рук и поднятием плеч и бровей. То, о чем они говорили, я не мог знать, поскольку не понимал ни слова по-итальянски, но я слышал, как некоторые из них повторялись несколько раз в течение трехминутного оживленного разговора.

Когда де Гранден, наконец, повернулся, чтобы покинуть магазин, с благодарным поклоном хозяину, он был так близок к полному восторгу и удивлению, которых я никогда у него не видел. Его глазки были округлены от глубочайшего изумления, а его узкие красные губы сжаты под линией тонких светлых усов, будто он собирался издать тихий, беззвучный свист.

– Ну? – спросил я, когда мы вернулись в машину. – Вы узнали то, что вам было нужно?

– Э? – рассеянно ответил он. – Что я обнаружил… Троубридж, друг мой, я не знаю, что узнал, но вот в чем я уверен: те, кто сжигал ведьм в старину, не были такими уж глупцами, как мы думаем. Parbleu, в этот момент они ухмыляются нам из могил, или я очень ошибаюсь. Сегодня ночью, друг мой, будьте готовы сопровождать меня обратно в дом сирот, где дьявол одобряет тех, кто умело исполняет его дело.

В тот вечер он был похож на одну из муз, едва жуя и, казалось бы, не понимая, какую еду он взял, отвечая на мои вопросы рассеянно или совсем забывая о них. Он даже забыл зажечь свою обычную сигарету между ужином и десертом.

– Nom d’un champignon, – пробормотал он, рассеянно глядя в чашку с кофе. – Должно быть, так оно и есть… Но кто поверит?

Я вздохнул от досады. Его привычка бормотать вслух, но без объяснений своих мыслей, когда он словно передвигал фигуры на своей мысленной шахматной доске, всегда меня раздражала. Но я ничего не мог поделать с тем, чтобы заставить его не утаивать всей информации, пока он не достигнет кульминации тайны. «Non, non, – отвечал он, когда я просил его всё рассказать мне, – чем меньше я говорю, тем меньше опасности показать себе, что я большой дурак, друг мой. Позвольте мне рассудить это дело по-своему, умоляю вас». На том история и заканчивалась.

К полуночи он нетерпеливо поднялся и указал на дверь.

– Поедемте, – предложил он. – За час или чуть больше мы достигнем нашего места назначения, и это должно стать подходящим временем, чтобы увидеть то, что, боюсь, мы увидим, друг мой Троубридж.