Ужас на поле для гольфа - Сибери Куинн

Захлебывающиеся, задыхающиеся звуки заставили нас обернуться к суперинтенданту сиротского дома. Последовав за де Гранденом в окно позже меня, он не оценил значения ужасов, которые мы видели.

Сцена самоубийства женщины расстроила его, но когда де Гранден указал на останки в печи и на столе, полный смысл нашего открытия дошел до него. С невнятным криком он в беспамятстве упал на пол.

– Pardieu! – воскликнул француз, поспешив к водопроводному крану и набирая стакан воды. – Думаю, лучше всего предоставить наши услуги живым, прежде чем мы возьмем на себя заботу о мертвых, друг мой Троубридж.

Когда он снова пересек кухню, чтобы помочь суперинтенданту, находящемуся без сознания, раздался странный, приглушенный шум из соседней комнаты. «Qui vive?»[196] – крикнул он резко, поставил стакан воды на комод и бросился к дверям. Его правая рука опустилась в карман пиджака, где лежал заряженный пистолет.

Я последовал за ним. Он пошарил по стене, нашел электрический выключатель и нажал на него, заливая комнату светом. На диване под окном, связанная по рукам и ногам полосками, вырванными из шелкового шарфа, с заткнутым ртом другой шелковой тряпкой, лежала маленькая Бетси, ребенок, который сообщил нам, что она боялась боли, когда мы совершали нашу псевдоинспекцию в приюте накануне.

– Morbleu, – пробормотал де Гранден, когда освободил малышку от уз, – это ты?

– Мать Мартина пришла за Бетси и связала ее, – сообщил нам ребенок, поднимаясь в сидячую позу. – Она сказала Бетси, что отправит ее на небеса к ее папе и маме, но Бетси должна быть хорошей и не суетиться, пока ее руки и ноги связаны. – Она слегка улыбнулась де Грандену и спросила: – Почему мать Мартина не приходит к Бетси? Она сказала, что придет и отправит меня на небеса через несколько минут, но я все ждала и ждала, а она не пришла, и ткань на лице продолжала щекотать мой нос и…

– Мать Мартина ушла по делам, ma petite, – прервал ее француз. – Она сказала, что не может отправить тебя к твоим папе и маме, но если ты очень хорошая маленькая девочка, ты можешь пойти к ним когда-нибудь. Тем временем, – вот лучший заменитель, который я могу найти для тебя вместо небес сейчас, chérie.

Он пошарил в кармане пиджака, и наконец, достал коробочку конфет.

– Ну, старина, я должен признать, что вы выбрали верный путь в расследовании, – поздравил моего друга я, когда мы ехали домой сквозь начинающийся рассвет. – Но я в жизни не смогу понять, как вы нашли его.

Ответная улыбка де Грандена была слабой. Ужасы, которые мы наблюдали в доме смотрительницы, были слишком тяжелы даже для его железных нервов.

– Отчасти это была удача, – признался он устало, – и отчасти – плод раздумий. Когда мы впервые приехали в дом сирот, мне нечего было сказать, но я был убежден, что малыши добровольно не убегали. Окружающая обстановка казалась слишком хорошей, чтобы принять такую гипотезу.

Всюду, где я смотрел, я видел свидетельства любящей заботы и лица, которым можно доверять. Но где-то я чувствовал, – как старая рана чувствует изменение погоды, – было что-то злобное, какая-то злая сила, работающая против благополучия этих бедняг. Где это могло быть, и кем оно было? «Это нам нужно выяснить», – сказал я себе, глядя на персонал в часовне.

Джервэйз, – это старуха в брюках. Никогда бы он не обидел живое существо, нет, даже муху, если только та не укусит его первой. Mère Мартина – похожа на святую, но когда мне представили ее, я узнал кое-что, что заставило мозг задуматься. На мягкости ее белых рук были пятна и мозоли. Почему? Я задержал ее руку дольше, чем нужно, и все время спрашивал себя: «Что она делала, чтобы приобрести такое?» На это у меня не было ответа, поэтому я подумал, что, возможно, мой нос может сказать то, что не смогло мое чувство осязания. Когда я поднес ее руку к губам, внимательно изучил ее, а также почувствовал запах. Троубридж, друг мой, я убедился, что эти искажения вызваны HCl – тем, что вы по-английски называете соляной кислотой. «Morbleu, но это необычно, – сказал я себе. – Почему у той, у кого нет необходимости обращаться с кислотой, эти ожоги на коже?» И ответил себе: «Узнаю в свое время». Затем я временно забыл о леди и ее руках, потому что был уверен, что мсье Джервэйз хочет узнать, что мы говорим маленьким детям. Eh bien, я оказал ему несправедливость, но и мудрейший из нас ошибается, друг мой, а он дал мне много оснований для подозрения.

Когда маленькая Бетси отвечала на мои вопросы, она рассказала, что видела «белую даму», высокую и в развевающихся одеяниях, как у ангела. Она входила в дортуар, где всегда спали дети. А я констатировал из предыдущих вопросов, что никто не входит в эти спальные помещения после того, как погасили свет, без особой необходимости. Что я должен был думать? Приснилось это малышке, или она все же видела таинственную «белую леди» в полночь? Трудно сказать, где кончается воспоминание и начинается романтика в детских рассказах, друг мой, как вы хорошо знаете. Но маленькая Бетси была уверена, что «белая леди» приходила только в те ночи, когда исчезали другие дети.

Здесь крылось что-то, достойное размышлений, но фрагменты были небольшими. Однако когда я продолжил разговор с ребенком, она сообщила мне, что мать Мартина предупредила ее, сказав, что мы, конечно, отрежем ее язык ножом, если она поговорит с нами. Это, опять же, было достойно размышлений.

Но мсье Джервэйз подслушивал под дверью, пока мы опрашивали детей, и он также не одобрял нашего расследования. Мое подозрение не умерло бы легко, друг мой; я был упрям и хотел, чтобы мой разум вел меня туда, куда нужно.

Итак, как вы знаете, когда мы отправили четвероногого часового в дортуар детей, я был уверен, что мы поймаем рыбу в нашей ловушке, а на следующее утро я был уверен, что она есть, если бы Джервэйз не поранил руку! Поистине, он это сделал.

Но в прачечной не нашлось порванной пижамы, зато я обнаружил платья мадемуазель Босуорт и мадам Мартины, словно собака укусила их. Еще больше тайны! В каком направлении я должен был двигаться, если вообще мог?

Я нашел, что рама Джервэйза действительно сломана, но это ничего не значило: он мог сделать это сам, чтобы обеспечить себе алиби. Из-за разодранной одежды мадемуазель Босуорт я не мог напасть на след; но в моем мозгу, в задней части моей головы, что-то шептало мне; то, чего я не мог слышать, – но что определенно имело значение.

Позже, когда мы выехали из дома, вы упомянули о кислотном тесте. Мой друг, эти ваши слова освободили память, которая взывала к моему слуху, но я не мог их понять. Внезапно я вспомнил сцену на обеде, как мадемуазель Босуорт заявила, что мать Мартина не ест мяса шесть месяцев, и как сердито мадам Мартина отреагировала на это. Parbleu, в течение шести месяцев маленькие дети исчезали, в течение шести месяцев мадам Мартина не ела мяса, но она была пухлой и упитанной. У нее был вид людоеда!

– Тем не менее, – запротестовал я, – я не понимаю, как вы об этом догадались?