Имидж старой девы - Елена Арсеньева

Короче, Симанычев упал, я забрала дискету и ключи, и,оставив Шурика вызывать милицию и давать показания (мне не хотелось, чтобы трупвалялся до утра), я понеслась к Симанычеву домой – стирать все файлы в егокомпьютере. Да, это сделала именно я – Малютин тут вообще ни при чем. Я уже неверила Симанычеву и хотела подстраховаться. В общем-то, все должно было пройтинормально, если бы в парк не занесло Кирилла. Я его знала – знала довольнохорошо, хотя мы не были знакомы. И даже его присутствие не представляло для насособой опасности, но он зачем-то сказал, что видел ту женщину, которая быларядом с Симанычевым… То есть меня.

Тут я сделаю маленькое отступление. Помните, Малютинпоказывал вам список пассажиров, которые улетали в Париж в тот день, когда былаустроена небезызвестная инсценировка в аэропорту? Вы заподозрили его в каком-томошенничестве, потому что не нашли в списке имени Арины? Но этого имени быть немогло, потому что в Париж улетала Екатерина. То есть я. И в аэропорту сКириллом разговаривала я. И его внимание на мобильник, якобы положенный всумку, обратила тоже я… Это я и есть – Арина, понимаете?

Пожалуй, нет. Понять и правда трудно… Но попробую объяснить.

Мои родители разошлись, когда я была совсем маленькая. Отцая не видела ни разу. Мне было лет семь, когда мама снова вышла замуж. РодиласьМаришка – моя любимая младшая сестричка. Маришку любили все, в том числе и моямама. А меня… как-то не очень. Я это ощущала каждый день своей жизни:равнодушие, нелюбовь, иногда ненависть. Спустя много времени я узнала, в чемдело. Оказывается, нас у матери родилось двое. Две сестры-близняшки. Одну онаназвала Ариной, другую Катериной. И как-то так случилось, что Арину она любилабольше, чем Катерину. Наверное, такое бывает. Мы были еще совсем маленькими,когда заболели болезнью Боткина. Очень тяжело. И Арина умерла. А я осталасьжива.

Мне было года три, наверное, когда это произошло, поэтому яне помню ни сестру, ни эту болезнь. Но смерть Арины произвела на мать страшноевпечатление. Она стала невыносимой сама, она сделала невыносимой жизнь отца –он ушел. Она измучила меня за то, что я осталась жива! Я в этом не виновата, яне виновата в смерти Арины, но думаю, у мамы было что-то вроде психическогозаболевания. Ведь она потеряла любимую дочь!.. В принципе, я могу ее понять.Простить? Не знаю… если бы не ее сестра Элеонора (я называла ее тетушкаЭлинор), у которой я фактически выросла, я вообще не знаю, что со мной сталобы. Может, я сошла бы с ума или покончила с собой, потому что думала: если меняненавидит родная мать, значит, я недостойна жизни. И недостойна любви. Ничьей!

Элинор помогала мне, как могла, я ей всем на свете обязана,она меня почти вылечила от всех моих комплексов, кроме одного: я страшнобоялась мужчин. То есть не то чтобы я кидалась от них с криком ужаса – нет,конечно. Просто я не верила, что могу кому-то понравиться. Я была уверена, чтовсе они смеются надо мной, презирают меня. Честно говоря, лет до семнадцати я ив самом деле была сущая уродина: толстуха неповоротливая, замкнутая, угрюмая.Только и знала, что читала книжки, – и думала о том, как была бы счастливамама, если бы в живых осталась Арина, и как умела бы эта Арина наслаждаться жизнью.Она красилась бы, она училась бы танцевать, она одевалась бы в самые короткие,обтягивающие платья, она запросто приглашала бы на «белый танец» самых красивыхпарней… да ей это и не понадобилось бы, у нее и самой не было бы отбоя откавалеров! Если бы Арина осталась жива, то она раньше всех начала бы гулять спарнями, целоваться с ними, на ней не стояло бы клеймо: «Старая дева», как оностояло на мне!

Я росла, я взрослела, мне хотелось того же, чего хочетсявсем молодым девушкам. Я хотела любить и быть любимой. Но… не могла, потому чтоне считала себя достойной любви.

И однажды я решила поиграть в Арину. На эту мысль натолкнуламеня та же тетушка Элинор. Она прекрасно понимала, что я не смогу выбраться изсвоей скорлупы такой, какая я есть. И она позволила мне превратиться в Аринуточно так же, как гусеница превращается в бабочку. Это очень точное сравнение,несмотря на то что в природе это происходит однажды, а я превращалась в Аринустолько раз, сколько хотела. Благодаря тетушке Элинор у меня появились немалыеденьги, я купила квартиру и там… там чувствовала себя Ариной на все сто!Отрывалась как могла! Пускалась во все тяжкие! Устраивала такие гулянки, чтососеди иногда готовы были вызвать милицию. У меня появились друзья, любовники,у меня было все. И я им всем со смехом рассказывала про свою скучную, унылуюсестру – старую деву, которую я презираю. Они презирали ее вместе со мной.

Однако долго жить в «облике» Арины я тоже не могла. Мненадоедало это бесцельное прожигание жизни, я становилась Катериной. Прошлонесколько лет, я жила совершенно как Селестен и Флоридор, как доктор Джекил идоктор Хайд – короче говоря, как любой человек с раздвоением личности, и вотоднажды я поняла, что добром это не кончится. Моя ненависть к Арине – то есть ксебе самой! – не доведет меня до добра! Мне надо постараться соединить в себедве мои разрозненные сущности: Арину и Катерину. Примирить их.

Поняла я это потому, что влюбилась. Может быть, выдогадаетесь, в кого? Ну да, в Кирилла.

Причем это был тот редкий случай, когда мы влюбились в негообе: и Арина, и Катерина. Арина ходила на занятия в школу танцев, где Кириллвел уроки. Наверное, эта развратница запросто начала бы приставать к нему, но якак могла держала ее под контролем. Поэтому она только строила ему глазки – ине приближалась к нему. А он ее все-таки заметил, заметил… На свою беду.

Повторюсь: именно любовь к Кириллу придала мне силысдерживать Арину. И я надеялась, что когда-нибудь мне удастся избавиться отпротивной сестрички – и в то же время перенять лучшие ее свойства. Статьсвободной, раскованной, веселой, терпимой. Мне даже почти удалось это сделать!И тут в моей жизни появился Геннадий Симанычев.

Вернее, он появился в жизни Арины.

Арина познакомилась с ним на какой-то пьянке, и эти дважутких распутника (он – бабник, она – нимфоманка) сразу нашли друг друга. Ониперепихнулись – и расстались, но Арина успела ему проболтаться про своюсестричку – старую деву – и пробудила у Симанычева интерес ко мне. Может быть,ему захотелось совратить унылую девственницу. Не знаю. Короче, он стал за мнойследить. Расспрашивал обо мне соседей, подруг. И однажды разговорился с нашейстаринной соседкой, которая отлично знала, что никакой Арины Дворецкой нет насвете, что она давным-давно умерла и похоронена в Марьиной Роще…

Симанычев был умный человек. Он еще какое-то время следил замной, присматривался к Арине, потом умножил два на два – и получил, как и следовалобыть, четыре. В том смысле, что понял, кто есть кто.