Имидж старой девы - Елена Арсеньева

– Вот и хорошо, – успокоился его работодатель. – Потому что уженабралась довольно большая группа желающих заниматься с русским тренером. Мы сженой рекламировали вас как могли, показывали кассеты с записью вашихвыступлений… Конечно, ваше мастерство не осталось незамеченным, однако,по-моему, решающую роль сыграли все-таки ваши прекрасные глаза…

Кирилл зажмурился.

«Значит, у него есть еще одно имя», – вот моя первая мысль.Вторая: «И правда, ужасно похож на портрет Талейрана! Я видела его в альбоме«История Франции в портретах». У Мориса есть такой альбом…» Потомспохватываюсь: «Все-таки он сумасшедший!» И чувствую, что того и гляди самасъеду с катушек от страха. С одной стороны – пират-криминэль, с другой – этотпсихический экспонат, а Бертран почему-то молчит… Дар речи от изумленияпотерял? Хотя потеряешь тут!

Растерянным взглядом смотрю перед собой, пытаясь зацепитьсяхоть за что-нибудь реальное, обыденное, простое, что могло бы, подобно машиневремени, вырвать меня из того бредового состояния, в которое я медленнопогружаюсь. Все-таки не зря говорят, что сумасшествие – заразная болезнь!

Но здесь, само собой, только осколки, обломки, остаткибылого. Шкатулки, вазы, подсвечники, лампы, книги, пачки писем, которые недавнопросматривал этот… воплощенный Талейран. Псих ненормальный! Письма вееромпокрывают стол, «дипломат», открытую коробку с фотоаппаратом. Это «Полароид».

«Полароид»?!

И тут я вспоминаю, где и когда видела этот оживший«портрет», этого новоявленного Талейрана.

Не только в альбоме исторических портретов. Еще и в прошлуюсубботу! Когда заметила Фюре в лавке «пирата»! А там, у фонтана, стоял расфранченныйхлыщ…

Это был он! И мое фото со спины сделано именно с той точки,как же я сразу не догадалась!

Почему он меня сфотографировал? Неужели потому, что и его,точно так же, как и «пирата», и самого Фюре, напугало мое дурацкое упоминание оработающем компьютере? Неужели они все заодно – и, «пират», и Фюре, и этот…Дино?

– Бертран! – выкрикиваю я, резко поворачиваясь. – Этот тип…

И умолкаю, увидев Бертрана, который замер с поднятымируками, а рядом, приставив к его голове пистолет, стоит Пьер Куси.

Поймав мой взгляд, Бертран пытается пожать плечами, но дуловдавливается в его щеку – и он замирает, только виновато смотрит на меня.

Да разве это он виноват? Это я, дура, раскудахталась тут каккурица перед этим сумасшедшим – погубила все дело. А может быть, и наспогубила…

– Вам что надо? – спрашиваю, обернувшись к вышеназванномусумасшедшему. – Дневник? Возьмите. Если он имеет для вас такое патологическоезначение – ради бога, берите!

– Да, он имеет для меня неописуемое значение. Я искал его,чтобы восстановить честь своего предка, – высокопарно сообщает Дино. – Этомубыла посвящена жизнь моего прадеда, деда, отца, вся моя жизнь! И вот я нашелего! Имя моего великого предка будет очищено от клеветнической грязи!

Ага, смекаю я, значит, он уже больше не оживший Талейран.Отделяет себя от предка – похоже, ему полегчало. Может, теперь мы с нимдоговоримся?

– По-моему, вы придаете излишнее значение такой ерунде!.. –осторожно начинаю я. – Талейрана мир знает как великого политика, егоавторитету трудно повредить такой ерундой, как записи какой-то камеристки.

– Не трудитесь, не тратьте слова, – отмахивается Дино. – Вамне понять, что такое фамильная честь. Вы обречены, вы и ваш спутник. Но я готовнакануне смерти даровать вам прощение за все ваши злоумышления против меня,если вы откроете, где нашли дневник!

Ну да, черта тебе лысого. Ждите ответа!

– Неужели вам мало тех, кого вы уже убили? – бормочу я,словно по какому-то наитию. – Тех антикваров в квартале Друо… это же ваших рукдело, верно?

– Конечно, – важно кивает Дино. – Они не хотели сообщитьмне, кому именно были проданы бюро работы Вернона и других мастеров, которыеизготовили мебель для Мальмезона. Потом мы раздобыли адреса другим путем.

Знаю я этот путь… С помощью Бонифаса Фюре. Которого потомсунули в мусорный контейнер!

Кстати, не этот ли долговязый господин Дино был помощником«пирата» при «уборке мусора»? Помнится, униформа болталась на нем точно так же,как болтается элегантный пиджак. Или все-таки сюртук, если соблюдать историческиереалии?..

– Но теперь-то дневник у вас! – кричу я. – Зачем ещеубивать? Зачем вам нужен человек, который купил это несчастное бюро?

– Всякий, кто прикоснулся к клевете, кто читал дневникЖизели де Лонгпре, должен умереть, – изрекает Дино, и я понимаю, что передомной снова «типа в натуре» Талейран.

Господи боже! Не слишком ли много людей с раздвоениемличности собралось сегодня на Марше-о-Вернэзон?!

Я не знаю, сколько было бы теперь лет князю Беневентскому,наверное, двести пятьдесят, никак не меньше, но для своего преклонного возрастаон весьма проворен. Я и моргнуть не успеваю, как в его руке появляетсяпистолет, направленный на меня.

– Вы что, собираетесь стрелять прямо в лавке? – бормочу я. –Но на выстрел сбегутся люди! Вас схватят!

– Никто не посмеет меня тронуть! – высокомерно заявляет он,вскидывая подбородок. – Ибо я – Талейран!

Нет, нет, быть не может. Невозможно погибнуть только потому,что прочитала какие-то старые записи… Это же безумие!

Да. Но тем и страшно безумие, что у него нет ни логики, нимилосердия.

– А как же быть с вашим подручным? – с ненавистью бросаю я.– С Пьером Куси? Если у него в лавке загремят выстрелы и окажутся два трупа,полиция очень даже сможет его тронуть.

– Ну, вы преувеличиваете, дорогая Жизель… – снисходительноулыбается маньяк, и меня передергивает. Всю жизнь ужасно любила балет «Жизель».Интересно, захочется мне посмотреть его еще хоть раз?

Ладно, захочется, не захочется – это не вопрос. Удастся ли?!Что-то плохо верится…