Ловец снов - Стивен Кинг

— Не важно, — обрывает Генри, поправляя очки. — Мы и безтого знаем, что именно тебе приснилось.

«Еще бы, мы все там были», — дрожит у него на кончике языка,но так и не срывается с губ. В четырнадцать лет он уже достаточно умен, чтобызнать: не всякая правда на пользу. «Положено — сыграно», как говорят они, когдаиграют в джин рамми или канасту, и кто-то, как последний кретин, очертя головусбрасывает карты. Если он выскажется вслух, значит, придется с этим жить. Еслиже нет… Может, все само собой уладится.

— Не думаю, что сон твой, — качает головой Пит. — По-моему,это сон Даддитса, и мы все…

— Насрать, что ты думаешь! — взрывается Джоунси, так грубо,что остальные теряются. — Это был сон, я намереваюсь выбросить его из головы.Мы все должны выбросить его из головы, верно, Генри?

Генри поспешно кивает.

— Пойдем в дом, — предлагает Пит. — Ноги заме…

— Вот что, — говорит Генри, и все трое нервно смотрят нанего. Потому что в тех случаях, когда нужен лидер, Генри берет эту роль насебя.

И если вам это не нравится, неприязненно думает он,действуйте сами, посмотрим, как справитесь. Это вам не хухры-мухры, уж можетеповерить.

— Что? — Бив хочет сказать: «что еще?»

— Когда поедем к Госслину, нужно позвонить Дадсу. На случай,если он расстроился.

Ему никто не отвечает. Все потрясены идеей звонкаслабоумному другу. Генри спохватывается, что Даддитсу, вероятно, ни разу вжизни никто не звонил. Это будет первый.

— А что… похоже, он прав, — соглашается Пит и немедленнозахлопывает ладонью рот, словно сказал что-то недозволенное.

Бивер, почти голый, если не считать идиотских трусов исовершенно непристойной куртки, трясется в ознобе. Шарик леденца торчит наконце изжеванной палочки.

— Когда-нибудь эта штука застрянет у тебя в глотке, — бурчитГенри.

— Вот и ма то же говорит. Пошли? Я совсем заледенел.

Они направляются к дому, где ровно через двадцать три годазакончится их дружба.

— Как, по-вашему, Ричи Гренадо в самом деле мертв? —спрашивает Бивер.

— Не знаю и знать не хочу, — говорит Джоунси и оборачиваетсяк Генри: — Ладно, позвоним Даддитсу. У меня есть свой номер. Так что расходы —за мой счет.

— Свой телефон? — завидует Пит. — Ну и везет же некоторым!Твои предки бессовестно тебе потакают, Гэри.

Самый верный способ достать Джоунси. Обычно при упоминаниисвоего имени он мгновенно лезет в бутылку, но не сегодня. Не до того.

— Во-первых, это на день рождения, и во-вторых, мнеприходится платить за междугородные звонки из карманных денег, так что невозникай. И потом, ничего не было, ничего не было, усекли?

И они все кивают. Ничего не было. Ничего, мать твою, не…

3

Порыв ветра толкнул Генри вперед, едва не на проволоку. Онпришел в себя, стряхивая воспоминания, как тяжелое пальто. Тоже, нашли времялезть в голову (правда, для воспоминаний подобного рода подходящее время врядли найдется). Столько прождать Андерхилла, почти отморозить яйца, чтобы неупустить единственный шанс отсюда выбраться, и теперь это! Да Андерхилл могпросто пройти мимо, пока он торчал тут, грезя наяву, и оставить его гнить ввыгребной яме.

Но Андерхилл не прошел мимо. Он стоял по другую сторонуизгороди, сунув руки в карманы и глядя на Генри. Снежинки садились напрозрачный панцирь его маски, тут же таяли и сбегали по пластику, как…

Как слезы Бивера в тот день, подумал Генри.

— Вам следует вернуться в коровник, к остальным, — сказалАндерхилл, — иначе в снеговика превратитесь.

Язык Генри примерз к зубам. Его жизнь без преувеличенийзависела от того, что он скажет этому человеку, а он не мог придумать, с чегоначать. Не мог даже слова вымолвить.

К чему трудиться? — поинтересовался ехидный внутреннийголос, голос тьмы, его старой подруги. В самом деле, к чему трудиться? Почемубы просто не позволить им, сделать то, о чем ты давно мечтал?

Потому что теперь речь идет не только о нем. Потому чтотеперь приходится думать не только о себе. И все же говорить он не мог.

Андерхилл постоял еще немного, глядя на него. Руки вкарманах. Откинутый капюшон открывает коротко стриженные русые волосы. Снегтает на маске, которую носят только солдаты, но не задержанные, потому чтозадержанным она не понадобится: задержанным, как и серым человечкам, ужевынесен приговор.

Генри пытался заговорить и не мог, не мог. Ах, Господи, наего месте должен был стоять Джоунси, не он, у Джоунси язык куда лучше подвешен.Сейчас Андерхилл уйдет, оставив его наедине с кучей «может быть» и «что, еслибы».

Но Андерхилл задержался.

— Неудивительно, что вы знаете мою фамилию… мистер Генрейд?Вас так зовут?

— Девлин. Вы считали мое имя. Я Генри Девлин.

Генри с величайшей осторожностью просунул руку междупроволокой. Но Андерхилл, не шевелясь, бесстрастно уставился на нее, и Генривтянул руку в свой новообретенный мир, чувствуя себя идиотом и ругая себя заэто последними словами. Можно подумать, они на званом обеде и его только что,как говорится, осадили.

Андерхилл учтиво кивнул, словно они в самом деле были названом обеде, а не среди снежных смерчей, в режущем глаза сиянии.

— Вы знаете мое имя, потому что присутствие пришельцев вДжефферсон-тракт вызвало телепатический эффект низкого уровня, — улыбнулсяАндерхилл. — Звучит глупо, когда выскажешь это вслух, верно? Но ничего неподелаешь. Однако воздействие преходяще, вполне безвредно и слишком слабое,чтобы годиться для чего-то, кроме карточных игр, а мы сегодня слишком заняты,чтобы тратить время на подобные глупости…

Язык Генри наконец обрел подвижность.

— Вы вряд ли явились сюда в метель только потому, что я зналваше имя, — сказал Генри. — Скорее потому, что я знал имя вашей жены. И дочери.

Улыбка Андерхилла не изменилась.

— Может, и так. В любом случае предлагаю разойтись иотдохнуть. День выдался долгий и трудный.

Он зашагал вдоль изгороди, в направлении припаркованныхтрейлеров и прицепов, Генри едва поспевал за ним, хотя приходилось напрягатьсилы: снегу намело не меньше, чем с фут, и никто не утоптал его с этой стороны.Со стороны мертвых.

— Мистер Андерхилл! Оуэн! Остановитесь на секунду ипослушайте. Мне нужно сказать вам что-то важное.