Пелагия и красный петух - Борис Акунин

У телеграфного пункта его ожидал чиновникпочтового ведомства.

– Где? – спросил полосатый.

Ему протянули листок с телеграммой,адресованной в Заволжск.

Содержание полосатому, очевидно, было известно– читать депешу он не стал, а аккуратно сложил бумажку и сунул в карман.

Перед Яффскими воротами Пелагия велелаповорачивать направо. Старый город объехали с юга вдоль Кедронского оврага.

Справа белело надгробьями еврейское кладбищена Масличной горе, издали похожее на огромный каменный город. Полина Андреевнаедва взглянула на сей прославленный некрополь, обитатели которого первымивосстанут в день Страшного Суда. Утомленной путешественице сейчас было не досвятынь и достопримечательностей. Круглая луна забралась в небо уже довольновысоко, и монахиня очень боялась опоздать.

– Если через пять минут не будем, где велено,двухсот франков не получишь, – ткнула она кучера кулаком в спину.

– А жениться? – обернулся Садах. – Ты сказала«ладно».

– Сказано тебе, у меня уже есть Жених, другогоне нужно. Погоняй, не то и денег не получишь.

Палестинец надулся, но лошадей все жеподстегнул.

Хантур прогрохотал по мосту и повернул вправо,на улочку, уходившую резко вверх.

– Вот он, твой сад, – пробурчал Салах,показывая на ограду и калитку. – Пять минут не прошло.

С сильно бьющимся сердцем смотрела ПолинаАндреевна на вход в священнейший из всех земных садов.

На первый взгляд в нем не было ничегоособенного: темные кроны деревьев, за ними торчал купол церкви.

Эммануил уже там или еще нет?

А может быть, она вообще ошиблась?

– Подожди здесь, – шепнула Пелагия и вошла вкалитку.

Какой же он маленький! От края до краяполсотни шагов, никак не больше. Посередине заброшенный колодец, вокруг него сдесяток кривых, узловатых деревьев. Говорят, оливы бессмертны, во всякомслучае, могут жить и две, и три тысячи лет. Значит, какое-то из этих деревьевслышало Моление о Чаше? От этой мысли сердце монахини сжалось.

А еще более стиснулось в груди, когда Пелагияувидела, что в саду кроме нее никого нет. Луна светила так ярко, что спрятатьсябыло невозможно.

Не нужно отчаиваться, сказала себе ПолинаАндреевна. Может быть, я пришла слишком рано.

Она вышла обратно на улицу и сказала Салаху:

– Спустимся вон туда. Подождем.

Он отвел лошадей вниз, к дороге. Там восыпавшейся стене образовался провал, сверху нависали густые ветви деревьев,так что разглядеть повозку можно было, только если знать, где она стоит.

Салах спросил, тоже шепотом:

– Кого ждем, а?

Она не ответила, только махнула рукой, чтобмолчал.

Странная вещь – в эти минуты Пелагия уженисколько не сомневалась, что Эммануил придет. Но волнение от этого неослабело, а, наоборот, усилилось.

Губы монахини шевелились, беззвучно произносямолитву: «Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил! Желает и скончаваетсядуша моя во дворы Господни, сердце и плоть моя возрадоваться о Бозе живе...»Моление родилось само собой, безо всякого участия рассудка. И лишь дойдя дослов «Яко лучше день един во дворех Твоих паче тысящ: изволих приметатися вдому Бога моего паче, неже жити ми в селениих грешничих», она осознала, чтопроизносит мольбу о перемещении из жизни земной в Вечные Селения.

Осознав, задрожала.

С чего это душа вдруг исторгла псалом, которыйпредписан человеку, находящемуся у порога вечности?

Но прежде чем сестра Пелагия могла прочестьиную, менее страшную молитву, с дороги на горбатую улочку свернул человек вдлинном одеянии и с посохом.

Это всё, что успела разглядеть монахиня,потому что в следующий миг луна спряталась за маленькое облако, и стало совсемтемно.

Путник прошел близко, в каких-нибудь пятишагах, но инокиня так и не поняла, тот ли это, кого она ждет.

Стала смотреть вслед – повернет в сад или нет.

Повернул.

Значит, он!

Тут и луна высвободилась из недолгого плена,так что Пелагия разглядела спутанные волосы до плеч, белую рубаху и темныйпояс.

– Он! – воскликнула она уже вслух и хотелакинуться за вошедшим в сад, но здесь случилось непредвиденное.

Кто-то схватил ее за руку и рывком развернул.

Пелагия и Салах так сосредоточенно смотрели вспину человеку с посохом, что не заметили, как к ним подкрался еще один.

Это был мужчина устрашающего вида. Бородатый,широкоплечий, с плоским свирепым лицом. За плечом его торчал приклад карабина.На голове был повязан арабский платок.

Одной рукой незнакомец держал за шиворотСалаха, другой – за локоть Пелагию.

– Что за люди? – прошипел он по-русски. –Почему таитесь? Против негоумышляете?

Кажется, он лишь теперь разглядел, что передним женщина, и локоть выпустил, но зато схватил палестинца за ворот обеимируками, да так, что почти оторвал от земли.

– Русские, мы русские, – залепеталперепуганный Салах.

– Что с того, что русские! – рыкнул ужасныйчеловек. – Еговсякие сгубить хотят, и русские тож! Зачем тут? Егоподжидали?Правду говорите, не то...

И взмахнул таким здоровенным кулачищем, чтобедный палестинец зажмурился. Богатырь без труда удерживал его на весу и однойсвоей ручищей.

Оправившись от первого потрясения, Пелагиябыстро сказала:

– Да, мы ждали Эммануила. Мне нужно с нимговорить, у меня для него важное известие. А вы... вы кто? Вы из «найденышей»,да?

– «Найденыши» – это которые свою душу спасают,– с некоторым презрением молвил бородач. – А я егоспасать должон. Моя душаладно, пускай ее... Только бы онживой был. Ты сама кто?

– Сестра Пелагия, монахиня.

Реакция на это вроде бы совершенно безобидное представлениебыла неожиданной. Незнакомец швырнул Салаха наземь и схватил инокиню за шею.