Пелагия и красный петух - Борис Акунин

В приемной великого человека, которого считалимогущественнейшей персоной в империи – не столько даже по должности, сколько подуховному влиянию на государя, – ожидало десятка полтора посетителей: былиздесь и генералы в парадных мундирах, и два архиерея при орденах, однакоимелась публика и попроще – дама с красными, заплаканными глазами,взволнованный студент, молодой офицерик.

Чиновник подошел к секретарю и произнес те жемагические слова:

– К Константину Петровичу. Ожидают.

Секретарь внимательно взглянул наБердичевского, выпорхнул из-за стола и исчез за высокой белой дверью.Полминутки спустя снова появился.

– Просят пожаловать...

Не придумав, куда деть шляпу, МатвейБенционович решительно положил ее на секретарский стол. Раз уж ему такой почет,что без очереди впускают, то пускай и шляпе окажут уважение.

Закусил нижнюю губу, пальцы правой рукинепроизвольно сжались в кулак.

Вошел.

В дальнем конце необъятного кабинета, подлегигантских размеров стола сидели двое. Один лицом к Бердичевскому, и хотьМатвей Бенционович обер-прокурора раньше вживую не видел, сразу узнал попортретам аскетичное лицо, строго сдвинутые брови и несколько оттопыренные уши.

Второй, в расшитом золотом статском мундире,расположился в кресле и на вошедшего взглянул не сразу. Когда же обернулся, тоне долее чем на мгновение. Потом вновь отворотил лицо к Победину.

Константин Петрович, известный своейстаромодной петербургской учтивостью, поднялся со стула. Вблизи обер-прокуророказался высоким и прямым, с иссохшим лицом, со впалыми глазами, которыесветились умом и силой. Глядя в эти удивительные глаза, Бердичевский вспомнил,что недоброжелатели называют обер-прокурора Великим Инквизитором. Око инеудивительно – похож.

Долинин (а в кресле сидел, разумеется, он) невстал – наоборот, демонстративно глядел в сторону, будто показывая, что неимеет к происходящему никакого отношения.

Мягким, звучным голосом Константин Петровичпроизнес:

– Удивлены, Матвей Бенционович? Вижу, чтоудивлены. А зря. Сергей Сергеевич – слишком дорогой для России человек, чтобыоставлять его без защиты и присмотра. Знаю, всё знаю. Мне докладывали. И овчерашней слежке, и о сегодняшней. Вчера вас беспокоить не стали – нужно быловыяснить, что вы за птица. А сегодня, когда выяснилось, задумал с вамипоговорить. Начистоту, по душам. – Победин приязненно и даже сочувственноулыбнулся тонкими сухими губами. – Нам с Сергеем Сергеевичем понятна причина,побудившая вас заняться самопроизвольным расследованием. Человек вы умный,энергичный, храбрый – всё равно докопались бы, не сегодня, так завтра. Вот я ирешил вызвать вас сам. Так сказать, для встречи с открытым забралом. Не к лицумне прятаться-то. Вы, поди, господина Долинина каким-нибудь ужасным злодеемвообразили или заговорщиком?

Матвей Бенционович на это ничего не ответил,только опустил голову, но взгляд при этом опускать не стал – в общем, чтоназывается, набычился.

– Прошу вот сюда, напротив Сергея Сергеевича,– пригласил садиться обер-прокурор. – Не бойтесь, он никакой не злодей, да и я,его наставник и руководитель, тоже никому зла не желаю, что бы ни врали променя господа либералы. Знаете, Матвей Бенционович, кто я? Я слуга и печальникнарода. А что до чудовищного заговора, который вам наверняка померещился, топризнаюсь честно: есть, есть заговор, но отнюдь не чудовищный, а священный,ставящий целью спасение Родины, Веры и Престола. Из тех, знаете, заговоров, вкоторых должны участвовать все верующие, добрые и честные люди.

Бердичевский открыл рот, чтобы сказать:большинство заговоров, в том числе и чудовищных, преследуют какую-нибудьсвященную цель вроде спасения Родины, однако Константин Петрович властно поднялладонь:

– Погодите, ничего пока не говорите и ни о чемне спрашивайте. Прежде я должен многое вам объяснить. Для великой задачи,которую я назвал, мне нужны помощники. Подбираю их год за годом – по крупице,по золотнику, уже много лет. Люди это верные, мои единодушники. А они тожеподбирают себе помощников, из числа людей полезных. Как мне докладывали, именнопо следу такого полезного человекавы и направили свое расследование. Как, бишь,его звали?

– Рацевич, – впервые разомкнул уста СергейСергеевич.

Сидя прямо напротив заволжца, он каким-точудом умудрялся все же на него не смотреть. Лицо у Долинина было хмурое,отсутствующее.

– Да-да, благодарю. Идя по следу этогоРацевича, вы, господин Бердичевский, вышли на Сергея Сергеевича, одного из моихпомощников – недавно приобретенного, но уже превосходно себязарекомендовавшего. И знаете, что я вам скажу?

Матвей Бенционович не стал отвечать нариторический вопрос, тем более что он понятия не имел, какое направление можетпринять эта поразительная беседа.

– Я верю в Провидение, – торжественно объявилПобедин. – Это Оно привело вас к нам. Я сказал Сергею Сергеевичу: «Можно этогопрокурора, конечно, истребить, чтобы не принес вреда нашему делу. Но поглядитена его поступки. Этот Бердичевский действует как человек целеустремленный,умный, бескорыстный. Разве не таков набор драгоценных качеств, какие мы с вамиценим в людях? Давайте я поговорю с ним, как добрый пастырь. Он посмотрит вглаза мне, я ему, и очень может статься, что у нас появится еще один сомысленник».

При слове «истребить» Бердичевский чутьвздрогнул и остаток речи обер-прокурора слушал не очень внимательно – в головезадергалась паническая мыслишка: сейчас, в эту самую минуту решается твоясудьба.

Кажется, Константин Петрович понял скованностьсобеседника не совсем верно.

– Вы, должно быть, слышали, будто я юдофоб,враг евреев? Неправда это. Я далек от того, чтобы сортировать людей понациональности. Я враг не евреям, а еврейской вере, потому что она – ядовитыйплевел, произрастающий из одного с христианством корня и во сто кратопаснейший, нежели мусульманство, буддизм или язычество. Худший из врагов нетот, кто чужд, а тот, кто тебе родня! И потому еврей, который подобно вамотринул ложную веру отцов и принял Христа, мне дороже русского, обретающегося влоне истинной веры по милости рождения. Однако я вижу, что вы хотите меня очем-то спросить. Теперь можно. Спрашивайте.

– Ваше высокопревосходительство... – началМатвей Бенционович, стараясь справиться с дрожанием голоса.

– Константин Петрович, – мягко поправил егообер-прокурор.

– Хорошо... Константин Петрович, я не вполнепонял про заговор. Это в фигуральном смысле или же...