Пелагия и красный петух - Борис Акунин

Монахиня и не вспомнила, что навсегдазареклась лазить по подземельям.

– Можно я спущусь с вами? Пожалуйста!

Он посмотрел на луну, стоявшую ровно всередине неба.

– Если пообещаешь, что ско`о уйдешь. И небудешь ждать меня сна`ужи.

Пелагия кивнула, и он подал ей руку.

Сначала лаз был совсем узким. Под ногамиоказались каменные ступени, местами раскрошившиеся от древности, но совсем нестертые. Да и с чего им было стереться?

Когда лестница закончилась, Эммануил высокоподнял руку с тряпичным факелом, и стало видно, что склеп довольно широк. В егостенах темнели какие-то ниши, но из-за тусклого освещения разглядеть их толкомне представлялось возможным.

Пророк повернулся лицом к Пелагии и сказал:

– Посмот`ела? Тепей задавай свой воп`ос иуходи.

Вдруг его брови, и без того высоко посаженные,уползли еще выше к волосам. Эммануил смотрел не на собеседницу, а поверх ееголовы, словно узрел там нечто очень интересное.

Но Пелагия не следила за его взглядом.Отчаянно волнуясь, она набрала полную грудь воздуха, непроизвольно вскинуларуку к виску и дрожащим голосом задала свой вопрос.

Когда хантур доехал до Яффских ворот и тамповернул направо, Яков Михайлович сразу сообразил, что это они наладилисьогибать стену. Стало быть, никуда не денутся, можно отбить телеграммку в Питер.Долее недели не выходил на связь, нехорошо. А тут как раз круглосуточныйтелеграф был рядом – через него и идея возникла.

Воистину явил чудо расторопности: всего двеминутки понадобилось, чтоб сунуть в окошко заранее написанную депешу ирасплатиться.

Депешка была следующего содержания: «Получуоба груза сегодня. Нифонтов». Это такая условная фамилия была – «Нифонтов»,подписываться, пока задание не выполнено. А как будет выполнено, тогда в телеграммеможно написать все равно что, но подпись беспременно должна быть «Ксенофонтов».Кому надо, поймет.

Яков Михайлович (пока еще пребывая в званииНифонтова) отлично со всем управился: и донесение отправил, и хантур догнал –близ расщелины, которая называлась Геенной. Той самой, Огненной, где, поречению святого апостола, «червь не умирал и огонь не угасал». Жители древнегоИерусалима бросали в овраг трупы казненных и сверху заваливали их нечистотами,а чтоб из поганой ямы на город не наползла зараза, днем и ночью там гореликостры.

Вот она, вся жизнь человеческая, вздохнул ЯковМихайлович, погоняя лошадку. Живем в нужнике, на других гадим, а подохнешь – натебя самого дерьма навалят, да еще огнем подпалят, чтоб не вонял. Вот какоеневеселое философствование пришло на ум.

Это было просто замечательно, что полнолуние итуч немного. Исключительно повезло. Надо сказать, вся эта командировка, долгаяи хлопотная, проходила словно бы под неким Высшим покровительством. Мог и вИерусалиме след потерять, и у горы Мегиддо, и в Содоме, но прилежание и везениекаждый раз выручали. Яков Михайлович и сам не плошал, и Бог о нем не забывал.

А теперь оставалось всего ничего. Если Рыжухаскумекала правильно (а она баба ушлая), то, глядишь, нынче же всё и обустроим,после чего переименуемся из недотепы Нифонтова в триумфального Ксенофонтова.

Вот интересно, какая за такое мудреное заданиеможет быть награда?

Обычно, пока дело не сделано, он не позволялсебе рассуждать о таких приятных вещах, но лунный вечер настраивал намечтательность. Да и конец уже совсем близко, это Яков Михайлович нутромчувствовал.

Окончательное забвение историйкисполнымуничтожением всей касательной следовательской документации – это обещанотвердо. Отслужил, отбелил. Не будет долее сей Дамоклов клинок над головушкойвисеть. Ныне отпущаеши, Господи. Но, пожалуй, можно и сверх того себечего-ничего испросить, в виде шуршащих и приятно похрустывающих бумажечек.Чутье подсказывало, что дадут премиальные, обязательно дадут. Вон какначальников из-за Мануйлы этого разобрало. Чем он им наперчил, Бог весть, ненашего ума дело.

Попробовал прикинуть, сколько могут датьденьжонок и как ими распорядиться. Прикупить домик где-нибудь на Охте? Илилучше в процентные бумаги вложить? А на покой рано. Теперь, когда систорийкойпокончится, можно будет не за страх служить, а за совесть – в смысле,за настоящее вознаграждение. Станут скупиться – вот им Бог, а вот им порог. Навысококлассного мастера деликатных дел заказчики всегда сыщутся. Вот если б, кпримеру, за палестинские мытарства по полной таксе брать – со всеми морскимиплаваниями, пустынными блужданиями и прочими страстями – сколько бы это можно заломить?

В голове у Якова Михайловича затеснились нули,но в единую колбасу сложиться не успели, потому что монашкин хантур свернул сширокой дороги на мост и сразу исчез в узком переулке.

Нужно было сокращать дистанцию.

И опять Яков Михайлович не сплоховал – непоперся в переулок, а отъехал по дороге чуть дальше. Угадал, что конныепрогулки закончились, дальнейшее передвижение будет на своих двоих.

Соскочил на землю, шлепнул бет-кебировскуюкобылку по крупу: ступай, куда пожелаешь, эквинус. Спасибо за службу, больше ненужен. Двуколку можешь забрать себе.

Осторожненько высунулся из-за угла.

Арап состоял при лошадях, монашкаотсутствовала. Однако через минутку-другую появилась и она, вышла из какой-токалитки и направилась к своему Салаху. Переговорили о чем-то, да и спустилисьниже по склону, а хантур поместили в тень, где его стало совсем не видно.

Эге, смекнул Яков Михайлович. Никак засада?

Нуте-с, нуте-с.

Кисть так и зудела – очень требовалосьпохрустеть суставами, но производить звуки сейчас было нельзя.

Путника он заметил раньше, чем те двое.Высокий, тощий человек шел по лунной дорожке, стуча посохом.

Он, догадался Яков Михайлович и в тот же мигпревратился из Нифонтова в Ксенофонтова. Прочее-последующее было проблемойтехнической, то есть вообще никакой не проблемой.

Он прижался к забору, выжидая, пока Мануйласвернет в переулок.

Но тут выяснилось обстоятельство, котороеследовало отнести к разряду неприятных сюрпризов.