Воображая город. Введение в теорию концептуализации - Виктор Вахштайн

Небоскреб, таким образом, обречен на лоботомию – архитектурный эквивалент «хирургического разрушения связи между лобными долями и остальным мозгом». Фасад здания теперь принадлежит улице, его содержимое образует автономный мир, ничем не выдающий своего существования вовне. Второй разрез скальпеля проходит вертикально за фасадом здания, расщепляя интерьер и экстерьер, форму и содержание, внутреннее и внешнее.

Наконец, третий взмах – Колхас называет его схизмой – проходит уже внутри самого здания. В одном из номеров журнала «Лайф» за 1909 год художник-карикатурист изобразил «…легкую стальную конструкцию, поддерживающую 84 горизонтальных платформы, по размеру и форме в точности совпадающие с участком земли, на котором она построена». Эта конструкция (по меткому выражению Колхаса «Теорема 1909») стала своего рода манифестом будущего небоскреба – «утопического устройства по производству неограниченного количества новых территорий на одном участке метрополиса» [Колхас 2013: 87].

«Теорема 1909». Источник: [Колхас 2013]

Что именно роднит эту журнальную шутку с идеологией манхэттенского небоскребостроения? Автономизация уровней.

Нейтральность несущей конструкции – залог вертикального соположения идеологий и, что важнее, гарантия их взаимного нейтралитета. Основной вектор описанной Колхасом «Теоремы 1909» – симметричное «обезразличивание» элементов. Это всегда двунаправленное «обезразличивание»: идет ли речь о кварталах города или об этажах здания, элементы приобретают автономию а) друг от друга, б) от целого (которое в силу этого перестает быть целым).

Любопытная деталь – открытый лифт снаружи «нейтральной» несущей конструкции. Но к нему мы еще вернемся. Колхас продолжает:

Итак, третий взмах манхэттенского скальпеля разрезает этажи, «расцепляет» уровни, лишает здание единства и целостности, уподобляя его слоеному торту. С той только разницей, что слои в торте не могут располагаться друг на друге в произвольном порядке.

Решетка, лоботомия и схизма – три кита манхэттенского урбанистического проекта. Но как именно мы должны мыслить их соотношение? Что именно их связывает? Являются ли они тремя проявлениями одного процесса? Или, если сформулировать этот тезис более осторожно: имеют ли они общие основания? И где тогда следует искать эти основания? В самой эволюции архитектурного мышления? В экономических процессах (которые Колхас сознательно выносит за скобки)? Где тот скальпель, который делает возможным три роковых разреза, окончательно освобождающих кварталы от города, экстерьер от интерьера, этажи друг от друга и от здания в целом?

Другой вопрос: насколько симметричны отношения между решеткой, схизмой и лоботомией? Имеем ли мы дело с равносторонним треугольником или одна из вершин занимает привилегированное положение (а значит, гипотетически, две другие могут быть производными или зависимыми от нее)?

Колхас не отвечает ни на один из этих вопросов.

Схизму и решетку связывает общая логика сепарации: элементы (этажи/кварталы) освобождаются от власти целого (здания/города) и от влияния друг друга. Тогда как логика лоботомии – логика расцепления формы и содержания, а не целого и его элементов.

Схизму и лоботомию объединяет масштаб: это взаимосвязанные процессы соответственно горизонтального и вертикального сечения здания. Решетка – феномен принципиально иного, городского масштаба.

Отношения между решеткой и лоботомией проследить куда сложнее. Их не связывает ни масштаб, ни логика сечения. При этом само понятие лоботомии может быть расширено до границ больших городских единиц: мы знаем университетские городки, построенные как заводские промзоны (таковы некоторые английские краснокирпичные университеты), и жилые кварталы, построенные как казармы или тюремные блоки (достаточно вспомнить рабочие окраины советских городов). Но все же это не лоботомия в чистом колхасовском понимании термина – трудно представить себе лоботомию в масштабе города. Расцепление интерьера и экстерьера может пониматься как разрыв формы и содержания лишь метафорически. Удержимся здесь от классического хода в духе Георга Зиммеля, видевшего в отделении формы от содержания трагическую сущность современности (три классические «пустые формы» по Зиммелю: интеллект, деньги и проституция [Simmel 1990]; теперь к ним можно смело добавить небоскреб).

Сам Колхас, не отвечая прямо на вопрос об особом положении одной из вершин треугольника и ее определяющем значении для двух других, тем не менее дает читателю подсказку. Лоботомия – результат «выдавливания вверх» участка городской территории (объем здания увеличивается непропорционально по отношению к площади его фасада). Схизма – следствие автономизации квартала. А значит, именно решетка – гениальная концептуальная догадка комиссии 1811 года – является условием возможности двух других сечений. Без решетки не было бы ни схизмы, ни лоботомии.

Колхас движется дедуктивно: от решетки к схизме, от города к зданию, от Манхэттена к его небоскребам. Это одновременно историческое и логическое движение. Исторически эмансипация кварталов провозглашается почти на сто лет раньше (1811 год), чем появляется прообраз схизмы – «Теорема 1909». Логически же схизма оказывается чем-то вроде метонимии городской решетки, продолжением размежевания кварталов в размежевании этажей.

У колхасовского теоретического маневра есть и еще одно любопытное следствие. Доказывая, что идея решетки была «гениальной утопической догадкой» комиссии 1811 года, Колхас решительно отметает всякие попытки обоснования этого плана соображениями экономии и выгоды. Решетка – сугубо урбанистический феномен. Ни топография, ни экономика, ни политика, ни социальные причины не могут быть его достаточным внешним основанием. Что стоит за решеткой? Ничего! Наоборот, сама решетка, продукт «чистого» утопически-урбанистического воображения, является условием возможности всех последующих архитектурных решений.