Эксплеты. Совет Девяти - Ирина Фуллер

Страх, она внушала ему страх, и это было нетрудно, ведь она сама была напугана и до боли в животе боялась провала.

– Но вы не совсем верно меня поняли, – продолжила она, пытаясь сделать так, чтобы голос не звенел от напряжения. – Мы ничем вам не угрожаем. Напротив. Его Величество хотел бы сообщить, что в случае верного исхода голосования, то есть когда все девять Патеров проголосуют за отмену предсказания, Остраит получит особую форму суверенитета, при которой сможет самостоятельно распоряжаться частью налоговых сборов. Все подробности будут обсуждаться с вами отдельно.

Канари фыркнул, но принцесса с удовольствием отметила, как он спрятал под столешницу дрожащую ладонь.

– Вы считаете меня идиотом? Я не понимаю, о какой борьбе идет речь. Остраиту не нужна независимость, мы с гордостью являемся частью Ордора и не желаем ничего менять. Я лично думаю только о благосостоянии нашего королевства и о том, какую пользу Остраит может принести согражданам.

Омарейл раздраженно вздохнула. Белория был прав: ее план оставлял желать лучшего. Прикрыв глаза на несколько секунд, она перестала подавлять свой страх. Вместо этого она начала усилием воли увеличивать напряжение, растущее в груди, позволяла себе все глубже и глубже тонуть в отчаянии и панике. Представляя свои чувства как черный шар, сжимающий сердце, принцесса подняла веки и позволила этому томящему сгустку воображаемой тонкой нитью проникнуть в распахнутые глаза Канари. Он медленно осел, сгорбившись, его губы потеряли цвет. Омарейл же поднялась и чуть склонилась над столом.

– Я считаю вас здравомыслящим человеком, господин Патер. Который не станет идти наперекор Королю. Если вам дорога ваша карьера, репутация и жизнь, вы примете условия.

– Откуда мне знать, что это не ловушка? – прохрипел он. – Вы можете быть кем угодно.

– Его Величество и господин Советник предполагали, что у вас возникнет подобный вопрос, – сказала принцесса. – Для таких моментов у нас есть действенный способ: чтобы вы убедились, что предложение идет с самого верха, я предлагаю вам простую проверку. Назовите любую фразу, и пятого числа четвертого месяца она появится в «Освещении». В качестве цитаты Его Величества.

Патер удивленно взглянул на гостью. А Омарейл напряженно следила за ним, ожидая, что он скажет.

Письмо с нужными словами уже было на пути в Астрар, надежно спрятанное Пилигримом в одном из карманов. Было бы куда проще, если бы гвардеец мог дождаться этой встречи Омарейл с Канари, чтобы узнать фразу и передать отцу принцессы. Но Маю нельзя было откладывать возвращение домой. Поэтому теперь успех предприятия зависел от того, смог ли Белория провести беседу так, что именно та цитата, которую принцесса написала в письме отцу, прочно засела в голове Канари.

– Что ж… – он растерянным взглядом скользнул по столу, затем чуть поднял голову, продолжая смотреть вниз: что-то определенно привлекло его внимание, – вот вам фраза: «Есть такой вид несвободы – когда человек ограничивает сам себя. С ним бороться тяжелее всего».

– Бонеон, «Последняя преграда». Весьма остроумно, – кивнула она.

Внутренне принцесса ликовала. Сердце ее билось быстрее обычного, но Омарейл старалась сдерживать восторг.

– Пятого числа четвертого месяца читайте «Освещение». Там будет подтверждение того, что мой с вами разговор происходит от лица Его Величества. Я снова приду к вам. Советую к тому времени принять правильное решение.

Она резко встала, кивнула и вышла из кабинета, не дожидаясь ответа. Все, что ей хотелось, – как можно быстрее остаться наедине с собой.

С Белорией они договорились встретиться уже в особняке, поэтому Омарейл решила не ехать туда сразу, а сперва отправилась прогуляться.

В Остраите не было высоких домов, в основном все жили в двухэтажных виллах, прячущихся в цветущих садах. На главных улицах, уходивших в две стороны от бухты, плотно прижавшись друг к другу, расположились трехэтажные желтые, розовые и терракотовые домики с кафе и магазинами внизу.

Омарейл почти сразу свернула к набережной. Вечером там бурлила жизнь, днем же царили леность и истома. Редкие рыбаки сидели на самом краю отделанной серой плиткой прибрежной полосы рядом с тонкими удочками, но не похоже, что они действительно надеялись на улов. Даже официанты в кафетериях и тавернах, вспотевшие и раскрасневшиеся, ходили между столами неторопливо и даже как будто нехотя.

Принцесса не без труда нашла тень: там, где море от суши отделяли бесформенные груды огромных валунов, надежно был закреплен чей-то высокий зонт.

Опустившись на теплый камень, Омарейл устремила взор к горизонту. Там, впереди, и небо, и вода приобрели темно-серый с синевой цвет, большое мрачное облако зависло над морем, размытая полоса соединяла верх и низ – к острову приближался дождь.

Девушке казалось, что вдали она видела очертания другого берега. Ей так хотелось оказаться по ту сторону, рядом с Дарритом.

Уныние редко становилось спутником принцессы, но тем не менее было ее хорошим знакомым. Вот и теперь дни, проведенные в Остраите, принцесса видела как самые глупые и неправильные. Ее ссоры с Пилигримом, новость о том, что Мая разыскивали по обвинению в убийстве, борьба острова за независимость, сложный Белория и этот план… Когда Омарейл придумала его, он показался гениальным: Пилигриму и Маю не нужно было задерживаться в городе, при этом у них имелось послание Королю с просьбой любым способом разместить в газете статью с цитатой Бонеона. Дело оставалось за малым: сделать так, чтобы первой фразой, пришедшей Канари в голову, была нужная. Белория отлично справился с этим.

И теперь принцессу терзали вопросы и сомнения: получит ли Король ее письмо? Поверит ли? Сумеет ли воплотить просьбу в жизнь? Как воспримет статью в газете Канари? И действительно ли проголосует за освобождение Омарейл? Кажется, Патер был больше заинтересован в независимости Остраита, чем во внутренней политике Ордора.

Она устала, так устала. От неопределенности, от попыток угадать мотивы Совы, от тревоги за родителей, от ментальных игр с Белорией. И рядом не было никого, кто мог бы поддержать, сказать, что все будет хорошо.

Да все это путешествие начало утомлять ее! То, что казалось любопытным приключением, теперь превратилось в абсурдную попытку добежать до горизонта.

Люди. Они тоже начали ей надоедать. Когда-то Омарейл готова была отрезать себе руку за возможность поговорить с глазу на глаз с живым человеком, увидеть хоть одно лицо, кроме собственного. Теперь же все эти чужие эмоции фоном, от которых постоянно нужно было закрываться, необходимость держать собственные чувства под контролем – это выжимало силы из принцессы.

Стало тяжело дышать. Слезы душили Омарейл, как она ни пыталась им сопротивляться.

…И она скучала по родителям, как же сильно она скучала по ним!..

Принцесса спрятала лицо в ладонях, позволяя себе разрыдаться в голос.

Дождь приближался, небо все сильнее заволакивало тяжелыми облаками, но на душе Омарейл с каждой секундой становилось легче. Проплакав с четверть часа и наконец обратившись внутрь себя, как это часто бывало раньше, она нашла силы продолжать борьбу.