Убить Пифагора - Маркос Чикот

Человек в маске приказал Борею следовать за собой и отошел на несколько шагов в сторону.

— Выйдем из Сибариса вместе, а потом разделимся. Ты заберешь всех мулов и половину людей и отправишься к тропе, ведущей к высохшему ручью. Там прикажешь людям вернуться в Сибарис. Не трогай их, понял?

Борей кивнул не сразу, зато убежденно. Он готов был полностью подчиняться загадочному человеку, за чьей маской чувствовал великую силу.

Хозяин продолжал давать указания.

— Потом пойдешь один и выгрузишь половину сокровищ в нашем новом убежище. Вторую половину отвезешь в старое и подождешь там, пока я не вернусь. Это может занять несколько дней.

Борей снова кивнул, и человек в маске вернулся к Исандру.

— Половина твоих людей пойдет вместе с Бореем. Ты сам и остальные люди отправитесь вместе со мной к моему человеку в Кротоне. — Конечно, он не стал ему говорить, что его человек — это Килон, один из аристократов, которых так ненавидели повстанцы.

Исандр повернулся к своим людям и отобрал тех, кто будет сопровождать человека в маске.

Дорога в Кротон стала крайне опасной. Она кишела жадными до крови сибаритами, преследующими тех, кого еще несколько часов назад почитали как высший класс и правителей города. Орду возглавлял Телис, в котором человек в маске был уверен, но в окрестностях промышляли многочисленные банды, предаваясь безудержной охоте за людьми.

«Надо как можно скорее добраться до Кротона», — с беспокойством сказал себе человек в маске.

На этот раз он прибудет в Кротон не с кошельком золота, а с целым набитым мешком. Следующий этап его плана зависел от того, сможет ли он воздействовать на Совет Тысячи до того, как события ускорятся.

Зал Совета постепенно заполнялся: приближалось время вечернего заседания. Милон стоял на трибуне, мрачно наблюдая за прибытием гласных. Войдя, каждый из них мигом бросался к группе, с которой у него имелось наибольшее сродство, и там знакомился с новостями.

Полтора часа назад Милону сообщили о необычном происшествии. Какой-то сибарит бросился к его солдатам, моля о защите. Он ехал на лошади, которая вскоре издохла от усталости, одетый лишь в тончайший спальный хитон, выдававший в нем принадлежность к высшим классам Сибариса. Он уверял, что в городе вспыхнуло восстание, от которого он едва ноги унес. Милон отдал приказ привести его к себе и с удивлением увидел, что это толстяк Пиреней, молодой аристократ-сибарит, член Совета и к тому же посвященный пифагореец.

— Милон, слава богам. — Пиреней с рыданиями бросился ему в ноги.

— Вставай, Пиреней. — Он потянул его за плечи, пока сибарит наконец не поднялся с земли. — Что случилось?

Пиреней покачал головой и заговорил слезливым голосом.

— Я все потерял. Что будет со мной? — Он снова всхлипнул, затем провел руками по лицу, пытаясь собраться с мыслями. — Они напали внезапно. Их было много, очень много. Они были вооружены, в руках держали факелы, чтобы сжечь весь город. К счастью, прошлой ночью у меня случилась бессонница, и я услышал, как они приближаются. Мой дом был одним из первых, подвергшихся нападению.

Пиреней продолжал, давая выход обуревавшим его чувствам. Из его бессвязной речи Милон понял, что в то утро в Сибарисе произошло крупное народное восстание, хотя не знал, каков конечный результат. Пиреней бежал вскоре после начала и ехал весь день, пока не добрался до Кротона. Милон размышлял, не зная, что предпринять. Такие восстания имели свойство распространяться, к тому же смена правительства в соседнем городе всегда была непростым моментом. Если свергнутое правительство состояло из единомышленников, увеличивалась вероятность того, что новое окажется враждебным. С другой стороны, они располагали лишь свидетельством испуганного человека, который, возможно, сильно преувеличивал.

Вскоре слова Пиренея подтвердил еще один сибарит, бежавший от бунта. Он не сказал ничего нового о развитии событий, но его свидетельства подтверждали показания Пиренея. Несмотря на то что стояла глухая ночь, Милон отправил гонца к Пифагору и приказал экстренно созвать Совет Тысячи.

* * *

Пока собралась только половина. По мере появления новых беженцев-сибаритов Милон узнавал все больше.

— По последним данным… — Он дождался, пока ропот утихнет и лица заседающих обратятся к нему. — По последним данным, аристократический квартал Сибариса охвачен пожаром. У нас уже семеро беженцев. У всех имелись отличные лошади, и по дороге они опередили многих сограждан. Мы должны готовиться к гораздо более многочисленному наплыву беженцев, а заодно и к тому, что аристократический режим Сибариса рухнет.

Упоминание о возможном свержении вызвало в зале возбужденный ропот. Пифагор молча сидел в центре передней скамьи, терпеливо прислушиваясь к поступающим со всех сторон тревожным слухам.

«Молю богов, чтобы восстание не увенчалось успехом», — подумал он.

Успех восстания был бы очень опасен для Кротона, поскольку обоими городами управлял совет аристократов, который, в свою очередь, возглавляла пифагорейская элита. С другой стороны, Пифагор был поражен количеством потрясений, случившихся за последний год: казалось, по миру прокатилась бунтарская волна. В Риме Луций Юний Брут сверг царя Тарквиния Гордого. Это означало конец многовековой монархии, поскольку Брут работал над созданием республиканского правительства. В Афинах Клисфен сверг грозного Гиппия, положив конец долгой эпохе тирании, и отныне занимался разработкой реформ, расширяющих власть народа.

Но правительство Сибариса не деспотично, как и правительство Кротона.

Политические идеи Пифагора, претворенные в жизнь благодаря правительствам, которыми он руководил, основывались на справедливой власти, преследовавшей злоупотребления и коррупцию. Происходящее в Риме и Афинах не имело смысла повторять в тех городах, которые он контролировал.

«Видимо, некто подстрекает и обманывает, — размышлял Пифагор. — Фанатичный лидер, баламутящий народ, вместо того чтобы печься о его благе».

Внезапно его поразила ужасная догадка. Неужели это снова человек в черной маске? Но каким боком он относится к восстанию? Зачинщиком народного бунта должен быть вождь, хорошо известный народу Сибариса. Пифагор откинулся на спинку сиденья. Он надеялся, что восстание уже подавлено и известие придет к ним с минуты на минуту.

В дверях появился солдат. Должно быть, прибыл еще один беженец с новостями. Военный пробирался по центральному проходу, преследуемый сотнями встревоженных глаз. Он обогнул мозаику с изображением Геракла и дошел до возвышения. Милон спустился ему навстречу. После короткого обмена репликами он снова поднялся на возвышение.

Гласные смолкли.

— Думаю, мы можем уверенно говорить о случившемся. — Громовой голос генерала Милона отражался от каменных стен. — Восстание было массовым и отлично скоординированным. На рассвете тысячи людей ворвались в квартал аристократов, безжалостно убивая всех, кто попадался под руку. За несколько часов они взяли под контроль весь город, за исключением небольших очагов сопротивления, которые, вероятно, уже сломлены. Одним словом, Сибарис во власти повстанцев. — Он сделал паузу. Потрясенные гласные замерли, как изваяния. — Учитывая сложившуюся ситуацию, я отдам приказ армии не допустить подобного безумства в Кротоне.