Последний, кого ты любила - ЛДжей Эванс

никогда не видели во мне ничего, кроме вынужденной вежливости.

В отличие от семьи Мэддокса.

В отличие от самого Мэддокса.

Боль скрутила меня изнутри. Но я её задавила.

— Технически, он меня не бросал, — возразила я. — Он хотел, чтобы я поехала с ним.

— И отложила ординатуру на целый год!

— Это не его вина, что я не подала документы в Бостоне. Я знала, что он подаст. Просто думала, что если примут и туда, и в Дэвис, он выберет второй вариант.

— И откажется от наследия своей семьи в Бостоне? — фыркнула она.

— Я думала, мы создадим свою собственную историю, — тихо ответила я.

И вот оно — чувство, которое я так отчаянно гнала прочь.

Отторжение.

— Зачем ты мне это сейчас напоминаешь?

— Я больше беспокоюсь за тебя сейчас, чем тогда. Тогда ты хотя бы плакала, кричала, злилась. А это… — она махнула рукой в сторону столика с документами. — Это хуже, МаК.

Я сглотнула, прижала носки ног к ковру, потянув за кончик своего хвоста.

— Я знаю.

Но перед глазами снова всплыло лицо Лейтона. Бледное, искажённое болью и стыдом. И я знала — я поступила правильно. У меня не было выбора.

Телефон зазвонил. Местный номер, незнакомый. Я всё равно ответила.

— Алло.

— Доктор Ллойд, это доктор Гомес.

— Привет.

Короткая пауза.

— Боюсь, у меня больше плохих новостей, чем хороших.

— Я так и думала.

Я не хотела, чтобы она чувствовала себя виноватой за то, что просто сообщала мне последствия моих действий. Я сама навлекла это на себя.

— Мы вас отстранили от работы до завершения расследования. Совет рассмотрит все данные и вынесет решение, но это займёт время.

Я сглотнула, вцепившись ногтями в ладони и прикусив щёку.

— Лейтон в безопасности?

Доктор Гомес колебалась.

— Нам пришлось передать его матери.

— Что значит, он снова окажется дома с отцом.

— Вы позвонили в опеку?

— Да.

— Он обвиняет вас в ложном доносе. Говорит, что это месть за плохой отзыв.

— Он не давал мне плохого отзыва. Да, мы несколько раз ссорились, но тот случай, который он сегодня упомянул, был его, а не моим.

— В вашем деле значится несколько нарушений, записанных им.

Мой мозг на секунду завис. Этого не может быть. Сердце заколотилось.

— Это невозможно. Я… — но мне нечего было сказать.

— Он и Ширли из IT… они дружны, — тихо добавила Гомес.

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

Я попала в такую жопу, что даже не могла себе представить. Если бы меня просто уволили из больницы, я бы ещё могла найти, где закончить ординатуру. Это было бы чудовищно сложно. Но возможно.

А если он подаст жалобу в медицинский совет и полицию… Я могу лишиться лицензии. Меня могут оштрафовать. В худшем случае — я могу сесть в тюрьму. Я зажмурилась, силясь сдержать слёзы. Стиснула зубы, стараясь не подавиться комом в горле.

— Я поступила правильно, доктор Гомес, — хрипло выдавила я. — Если бы этот мальчик пришёл с улицы, я бы сделала всё то же самое. Я не отказываюсь от своего решения.

— Сейчас я не могу сделать для вас больше. Но я добилась того, чтобы отстранение было с сохранением зарплаты, если это хоть немного поможет. Лейтон твёрдо утверждает, что упал сам.

Господи. Вся моя жизнь разрушилась за несколько часов.

— Я бы поступила так тысячу раз подряд, — прошептала я.

— Будет нелегко. Но я сделаю всё возможное, чтобы вам предоставили адвоката и защиту в больнице, как в любом другом случае ложного обвинения. Это ваш основной номер?

— Да. И… спасибо.

Короткая пауза.

— Сегодня вы повторили клятву Гиппократа, доктор Ллойд. «Не навреди». Жаль, что в новых версиях этой клятвы она звучит не так ясно. Но если это было вашей целью…

Она замолчала.

— Я могу только надеяться, что ваше доброе дело будет вознаграждено.

И повесила трубку.

Я сидела в тишине, с застывшим телом и слезами, которые даже не могли пролиться.

Буду ли я когда-нибудь снова приближаться к своим мечтам? Или они исчезли в один миг? Смогу ли я когда-нибудь выплатить гору долгов? Придётся ли мне искать работу за минимальную ставку, потому что у меня не останется других вариантов?

Дыхание сбилось. В глазах поплыли пятна, и я заставила себя лечь обратно на диван, пока не потеряла сознание.

Салли устроилась на полу рядом со мной, прижавшись головой к моему бедру.

— Мне так жаль, МаК.

Больше нечего было сказать. Абсолютно ничего.

♫ ♫ ♫

Два дня спустя в местной газете появилась статья. Его версия. Доктор Грегори не прятался в тени, пристыженный за то, что бил собственного сына. Нет. Он выставлял напоказ своё положение в обществе и кричал, что теперь будет голосом родителей, которые не могут защитить себя.

В статье даже приводились лживые статистические данные о том, сколько ложных заявлений поступает в опеку ежегодно. А на следующий день дверь нашей квартиры исписали оскорблениями. Просто смыть их не получилось. Хозяину пришлось перекрасить дверь в чёрный цвет, чтобы скрыть следы.

Мои социальные сети захлестнул поток комментариев. И хороших, и плохих. Я отключила всё. Даже положительные комментарии требовали мою версию. Но я не могла говорить. Не имела права. Даже то, что я сказала Салли, было риском.

Почти неделю она ходила на работу одна, встречая все сплетни и слухи, потому что все знали, что мы дружим. А я боролась с инстинктами, которые не чувствовала уже десять лет.

Бей или беги. Но теперь мне некуда было бежать. Раньше был только один человек. Одно место. Но я сожгла этот мост. Сожгла и шагнула в пропасть с другой стороны. Ради мужчины и будущего, которое оказалось всего лишь миражом на раскалённом асфальте.

В среду, листая очередную гадкую статью о себе, я вдруг вспомнила про ключ. Он лежал в комоде. Я не видела отца большую часть жизни. Он был не более чем рекламной вставкой длиной в тридцать секунд. И я думала, что никогда больше его не увижу после того, как ушла из маминого дома. Но Трэп появился на ранчо в мой последний день в Уиллоу Крик и сунул мне этот ключ. Без слов. Без обещаний. Просто в знак извинения за жизнь, которую он не мог изменить. Я забыла о нём. Потому что возвращаться назад было невозможно. Напомнила себе, что ничего в этом плане не изменилось. Но на следующий день ключ снова всплыл в мыслях.

Я сидела на диване, смотрела Баффи и мечтала, чтобы Грегори стал вампиром, которого можно было бы превратить в пыль. Салли вернулась домой уставшей и