Милый Эдвард - Энн Наполитано

Джейн скрывает улыбку, невольно слыша, как ее попутчик флиртует с бортпроводницей, вернувшейся с напитком.

– Откуда вы?

– Ваша «Кровавая Мэри», прошу.

– Называйте меня Марк.

– Марк, я из Кентукки. Но сейчас живу в LA.

– Я из Балтимора. Но сейчас живу в Нью-Йорке. Не могу представить себе жизнь где-либо еще. Как долго вы работаете в авиации?

– Лет пять.

Он нервничает. Джейн видит, как его колено подергивается под подносом. Она пытается отгородиться от этой сцены. Она должна писать. Она должна закончить редактуру сценария, наверняка большую часть придется переделать. Она может это сделать; она хорошо фокусируется, когда к ее голове приставлен пистолет. Проблема в том, что она этого не хочет. Если бы она сидела рядом с Брюсом и он не был бы зол на нее, он бы спросил: Что ты хочешь сделать? Он всегда возвращается к истокам, к основному вопросу. Его мозг никогда не бывает связан обязательствами и чувствами, как у нее. Иногда его голова наклоняется вбок, когда он смотрит на нее, и она знает, что он думает: люблю ли я ее по-прежнему? И затем, каждый раз до сих пор, к счастью, сам себе отвечает: да.

Она летит первым классом, потому что неделями упаковывала вещи, вместо того чтобы писать. Джейн знает, в какой коробке лежит любимый плюшевый слоник Эдди, и точное местонахождение каждой из ценных книг Джордана. Она пронумеровала коробки, чтобы знать, в какой последовательности их распаковать в Лос-Анджелесе, и если бы в мире существовал конкурс на самое быстрое перемещение семьи из одного конца страны в другой, то первое место явно досталось бы ей. Когда на прошлой неделе Лейси предложила приехать в Нью-Йорк, чтобы помочь сестре собрать вещи, Джейн только посмеялась.

– Уж извини за то, что пытаюсь тебе помочь, – обиделась Лейси.

– Прости, дорогая. Мне смешно из-за себя, не из-за тебя.

Туман из оскорбленных чувств, взаимных обид и упреков набежал на разговор, обе сестры очень устали, и никто из них не сумел разогнать этот туман перед тем, как повесить трубку. Лейси и Джейн абсолютно разные, и даже то, что их беспокоят одинаковые вещи, все равно иногда приводит к недопониманию. Лейси всегда хотела вписаться в окружение, а в ее представлении это включало в себя мужа, двух детей и хороший дом в пригороде. Она хотела быть правильной, жить нормальной жизнью. Джейн же никогда не интересовалась подобным. Когда ей чего-то хотелось, будь то отношения, ребенок или работа, она старалась это получить. Она редко сравнивала себя с другими. Однажды в доме Лейси она с удивлением обнаружила, что ее сестра подписалась на тринадцать различных женских журналов. Оказывается, они шли комплектом. Кулинария, домашнее хозяйство, дети, декор, красота.

– Что? – ответила Лейси, поймав взгляд сестры. – Чудачка здесь не я, а ты.

Лейси тщательно контролирует свои отношения. Джейн находит это мерзким, но при случае пользуется слабостью сестры, чтобы сгладить возникающие конфликты.

Я позвоню ей, когда мы доберемся до дома, думает она. Лейси будет тронута тем, что она первая, кому я звоню с нового места. Такие вещи важны для нее.

Она замечает, что Вероника ушла, а Марк выглядит несчастным, держа в руке коктейль. Его грусть буквально застилает ее глаза, как туман, но Джейн, настроившись на рабочий лад, начинает печатать.

В инструкции к тесту написано, что результат проявляется через три минуты. Белая палочка безучастно смотрит на Линду. Она была бы рада поторопиться или выйти из кабинки, чтобы не мучить себя ожиданием, но это невозможно. Нужно сидеть спокойно. И, вероятно, именно из-за того, что ее тело неподвижно, мозг начинает лихорадочно думать.

Линда вспоминает, как впервые попробовала спиртное – выпила «Егермейстера» в ночь перед выпускным экзаменом. Экзамен она сдавала после двухчасового сна и с головой, в которой словно взорвался механизм. Шесть недель спустя ее классная руководительница, всегда говорившая девочке, что ее отец был неправ, что она умна и у нее будет блестящее будущее, если только она будет бороться за него, разочаровалась в ученице на всю жизнь, стоило Линде лишь рассказать о провале. Линда видела, что в этот момент она решила перенести свою надежду и внимание на другого, более способного ребенка.

Туалет освещен ужасно. В маленьком зеркале кожа выглядит желтой. И о чем она только думала, надев все белое в путешествие? Она показывает язык отражению и видит шрам от неудачного пирсинга в тринадцать лет. Еще одно ужасное решение. Линда сделала это просто потому, что девушка, которой она восхищалась, стала готом. Через два дня у нее так сильно распух язык, что стало трудно дышать, и мачехе пришлось отвезти ее в больницу. Этот инцидент привел в восторг мачеху, которая с тех пор вставляла эту историю в любые разговоры:

– Знаешь, ты чуть не лишилась языка. Что бы тогда с тобой стало? Твои и без того скудные шансы охомутать мужика свелись бы к нулю.

– Я охомутала Гэри, – говорит она в зеркало, обращаясь к мачехе.

Они познакомились на свадьбе: Гэри учился в одном колледже с невестой, Линда когда-то встречалась с женихом, и тот вечер закончился тем, что они решили скрасить обоюдное одиночество. Линда ждала одноразового секса, но Гэри написал ей на следующий день, перед отъездом в Калифорнию. Они болтали по телефону и переписывались в течение следующих нескольких недель. Когда он сказал ей, что изучает китов, она почувствовала прилив раздражения и чуть не повесила трубку. Она думала, что он высмеивает ее необразованность; у него была докторская степень, а она даже не училась в колледже. И это его «изучение китов» показалось ей совсем неправдоподобным и обидным, будто она настолько глупа, что поверит в любую ложь. Более того, ложь казалась колючей, специально предназначенной для того, чтобы сбить Линду с ног. В детстве Линда была одержима китами. Стены ее спальни были увешаны плакатами с изображением гигантских млекопитающих, а большинство ее любимых книг касались морской жизни. Словно Гэри издевается сразу над двумя девушками: над двадцатипятилетней и двенадцатилетней версиями Линды.

– То есть ты безработный? – зло сказала она.

– Я отправляю тебе по электронной почте информацию о своей программе.

Они все еще разговаривали по телефону, когда она открыла ссылку и увидела снимки, где бородатые мужчины стояли в ветровках в лодке посреди океана. В одном из мужчин она узнала загорелого Гэри. На следующем снимке горб кита проплывал мимо корабля. Затем помещения, забитые аквалангами, именно тогда она закрыла ноутбук и закашлялась.

– Линда? – спросил Гэри после того, как приступ прекратился.

– Мне что-то в горло попало.

Линда думала, что они с Гэри просто друзья, потому что не испытывала навязчивого беспокойства, которое обычно испытывала, когда увлекалась мужчиной. Ее настроение улучшалось после того, как она говорила с ним, и он вызывал в ней смешливость, которую она пыталась подавить весь день. «Отвратительно», – пробормотала однажды ее мачеха, когда Линда рассмеялась перед ней. Они никогда не говорили о детях; Линда понятия не имеет, хочет ли их Гэри. У него было паршивое детство; он сказал, что скорее покончит с собой, чем снова через это пройдет. Ее тайная надежда заключается в том, что они могут выстроить совместную жизнь, которая склеит разбитые пути прошлого. «Когда я с тобой, я чувствую себя исцеленным», – сказал он ей однажды, и она, хотя не могла произнести эти слова вслух, чувствовала то же самое.