Милый Эдвард - Энн Наполитано

– Все в лагере говорят о тебе, – сказала Шай. – Из-за того, что я живу по соседству, я чувствую себя звездой.

Лагерь. Слово звучало знакомо, но мозг разгадал его значение только спустя некоторое время. Солнце. Дети. Поделки. Они с Джорданом каждое лето посещали научный лагерь при Музее естественной истории.

– Кто хочет блинчиков? – бодро произнесла Лейси, пытаясь сменить тему.

Эдвард смотрел в крышку термоса, когда внезапно услышал голос Шай:

– Однажды я видела твоего брата.

Ему показалось, что он ослышался. Когда фраза повторилась, он слегка осел на стуле. Но, оказалось, Беса тоже услышала.

– О чем ты? – вмешалась она. – Ты никогда не встречалась с его братом.

– Я видела его здесь. Ну, у дома. Мне было лет шесть. Я знала, что семья Эдварда приехала в гости, и вышла на улицу – притворилась, что подстригаю газон своей игрушечной газонокосилкой. Джордан вышел на улицу один.

– Я не знала этого, – обиженно сказала Беса.

– Мам, мне было шесть лет. Наверное, я сказала тебе, а ты забыла. Да и это было не так важно… – Она выдержала паузу. – До недавнего времени.

– Джейн нравилось привозить сюда мальчиков, – прибавила Лейси, расправив плечи. – Она хотела, чтобы они отдохнули от городского шума.

– Ты говорила с ним? – спросил Эдвард.

– Немного. Он вышел из дома, спрыгнул прямо с верхней ступени на траву. Я растерялась. Может, оттого что он меня увидел.

Эдвард попытался представить себе это: яркое солнце, зеленая трава, пять бетонных ступенек перед домом тети и дяди.

– Джордан сказал что-то вроде: «Ты что, раньше никогда не видела, чтобы кто-то прыгал?» Я ответила, что никогда раньше не видела, чтобы кто-то так прыгал. Он рассмеялся и побежал к подъездной дорожке. Потом забрался на крышу минивэна ваших родителей.

– Секундочку, – нахмурилась Лейси. – Не рассказывай сказки, Шай.

– Джордан мог это сделать, – сказал Эдвард. – Это вполне в его духе.

Шай сделала небольшой реверанс.

– Он помахал мне рукой, а потом спрыгнул с крыши.

– Dios mío[3], – запричитала Беса.

– О, – лишь смогла сказать Лейси и замолкла. – Я помню, – более мягким тоном продолжила она. – Он повредил колено… Джордан не сказал мне как, но я дала ему пакет замороженного горошка.

Эдвард ничего из этого не помнил. Он не помнил, чтобы Джордан выходил на улицу без него. Не помнил ни замороженного горошка, ни эту девочку, ни своего хромого брата. В груди раздался треск, как будто переломались мелкие кости. Почему он не мог ничего вспомнить?

– Он не выглядел пострадавшим, – возразила Шай. – Кто-то позвал его сразу после того, как он прыгнул, и Джордан вернулся в дом.

Шай отодвинула стул и поцеловала мать в щеку.

– Мне нужно идти, мама. Автобус будет здесь с минуты на минуту.

– Que tengas un buen día![4]

– Adios[5], – сказала Шай и ушла.

Эдвард сделал еще один глоток кофе, пытаясь протолкнуть комок в горле. Он закашлял в салфетку. И почувствовал, что Лейси хочет, чтобы он поел, но вокруг еды образовалось силовое поле, сквозь которое он, кажется, не мог проникнуть – запах был невыносим, а плотность этого поля непреодолима. Он вернулся на диван. Лейси включила телевизор, но не могла сосредоточиться на происходящем. Однажды, проходя мимо ванной, Эдвард услышал, как тетя сказала:

– Вместо младенца – двенадцатилетнего мальчика…

Эдварду пришлось облокотиться о стену, чтобы не упасть.

Когда небо потускнело, Джон вернулся домой, и Эдвард снова сел за кухонный стол. Дядя взъерошил ему волосы, а Лейси положила на тарелку картофельное пюре с маслом и сказала:

– Эдвард, пожалуйста, поешь.

Джон болтал что-то об адвокате, Лейси – о том, что нынче, кажется, не задался урожай помидоров. Эдварду казалось, что дядя и тетя передавали друг другу миски с едой чаще, чем требуется.

– Жаль, что я не люблю салат, – сказала Лейси.

– Никто не любит салат, – шутливо ответил Джон.

Эдвард почувствовал, что этот разговор о салате – обычное для их супружеской жизни дело. Такой обмен репликами не требовал продолжения. Просто привычка. Точно так же Джон, входя в комнату, спрашивал у жены: «Лейс, ты в порядке?» Точно так же Лейси несколько раз в час поправляла свои волосы.

– Вам обязательно было брать меня к себе?

Их лица повернулись к нему. Веснушки Лейси потемнели. На лбу Джона залегла морщина.

– Так нужно по закону? Потому что вы – мои единственные родственники?

– Я не знаю, нужно ли это по закону, – ответила Лейси и посмотрела на мужа.

– Это даже не обсуждалось, – сказал Джон. – Другого исхода и быть не могло. Мы – твоя семья.

– Да, – подтвердила Лейси, но, когда ее веснушки стали светлее, Эдвард понял, что она вот-вот расплачется. Он увидел, что Джон тоже это тоже заметил и накрыл ее руку своей.

– Нога болит, – сказал Эдвард. – Можно я пойду?

– Конечно, – ответил Джон.

Квадрат окна над диваном становился все темнее и темнее, пока наконец не почернел. Эдвард увидел Джона, стоявшего в дверях.

– Пора спать, милый. Тебе помочь подняться наверх?

Эдвард ответил то же самое, что отвечал и в предыдущие две ночи:

– Моя нога… Мне неудобно подниматься по лестнице. Ничего, если я тут опять посплю?

– Конечно.

Через несколько мгновений появилась Лейси с одеялом и подушкой. Она пожелала спокойной ночи и вышла из комнаты. Эдвард внимательно прислушивался к шагам на лестнице: дверь спальни захлопнулась. Он встал, подошел к входной двери, открыл ее и поковылял наружу.

Эдвард пересек лужайку и подъездную дорожку. Его движения были неторопливыми. Десять часов. Ночной воздух мягко касался его щеки, и волосы на руках вставали дыбом. Эдвард заметил, что ночные звуки пригорода сильно отличаются от городских: здесь перед ним возникла стена тишины, прерываемая лишь трелями насекомых, шелестом листвы и отдаленным гулом автомобилей. Он добрался до другой лужайки и поднялся по ступенькам дома, выглядевшего в темноте почти таким же, как тот, из которого он вышел, и постучал в дверь.

Дверь открылась. Беса щурилась в темноту.

– Эдвард? Ты в порядке?

– Можно мне к Шай?

Пауза, и в голове Эдварда вспыхнуло воспоминание. Вот как теперь появлялись воспоминания, словно взломщики, ворвавшиеся без предупреждения. Несколько недель до полета, он и Джордан ехали в лифте. Они выскользнули из квартиры так, что папа их не заметил. Эдвард вспомнил, как они спускались и улыбались друг другу. Они знали, что, когда выйдут в вестибюль, швейцар будет качать головой. Он скажет: «Ребята, ваш отец звонил. Возвращайтесь наверх». И, пока лифт устремлялся вниз, они с Джорданом играли на воображаемой гитаре.