Пелагия и красный петух - Борис Акунин

Вот диво – на лице у спящего, в глазныхвпадинах, белели два яйца. Пелагия прижала перемычку очков к носу, да еще иприщурилась, чтобы получше разглядеть этакую странность.

Секунду спустя зрение приспособилось ктусклому каютному освещению, и стало видно: никакие это не яйца, а нечтонастолько ужасное, что рот Пелагии разинулся сам собой – намеревался произнестикраткое, достойное монахини восклицание «о, Господи!», но вместо этого исторгпостыднейший бабий визг.

– Правую руку крупным планом, – приказалследователь Долинин полицейскому фотографу, одновременно маня Пелагию пальцем.– Полюбуйтесь, сестра, на нынешних пророков. Уже дух из него вон, а все заденьги хватался.

Пелагия подошла, перекрестилась.

Смерть Мануйлы была до невозможностибезобразна. Кто-то проломил горе-пророку затылок ударом необыкновенной силы, откоторого глазные яблоки выскочили из орбит. Их-то монашка в полумраке и принялаза куриные яйца.

Частицы мозга и костяная крошка были и наподушке, и на ковре. А еще смотреть на труп было мучительно из-за того, чтоночная рубаха на покойнике задралась, обнажив бледный волосатый живот и срамноеместо, до которого, впрочем, черница постаралась взглядом не спускаться. Вскрюченных пальцах Мануйлы был зажат обрывок сторублевой кредитки.

Ослепительно вспыхнул магний, но следовательостался недоволен.

– Нет-нет, милейший. Магний надо сыпать собеих сторон от аппарата, не то будут тени. Да не кучкой, не кучкой, а полоской– дольше гореть будет. Штатива для вертикальной съемки у вас, конечно, нет? Ох,провинция-матушка...

Судебный врач вертел мертвую голову, держа ееза волосы.

– Удар-то каков! – Поковырял пальцемаккуратную дырку размером с серебряный рубль. – Что за сила, что за резкость!Будто шрапнельная пуля вошла. Проникание чуть не до третьего желудочка, аконтур правильный, овальный, и края ровные. Никогда такой травмы не видел, дажев учебнике.

– Да-с, необычно, – согласился Долинин,нагибаясь. – Молотком, что ли? Только силища какая-то сатанинская. Чтобыглазные яблоки вылетели из орбит – это, скажу я вам...

В каюте сыро пахло подсыхающей кровью, Пелагиюподташнивало. Хуже всего было то, что скверный запах мешался с ароматомкельнской воды, которой несло от капитана «Севрюги». Тот присутствовал приосмотре по долгу службы, но стоял скромно, в сторонке, под ногами успециалистов не путался.

Сестра закрыла глаза, борясь с дурнотой. Нетна свете зрелища более страшного и удручающего, чем лишенное достоинства,осрамленное таинство смерти. Да еще эта замусоленная купюра...

– На детородном органе следы обрезания,сравнительно недавние, – сообщил доктор, продолжая осмотр. – Шрам еще багровый.Пожалуй, месяцев семь-восемь, вряд ли больше.

Дождавшись, когда врач и фотограф закончатсвое дело и отойдут от покойника, Пелагия испросила у следователя разрешенияпрочесть молитву. Опустилась на колени и первым делом прикрыла мертвому наготу.Потом потянула из безжизненной руки суетный клочок бумаги. Ожидала, чтозакоченевшие пальцы не пожелают расставаться со своей собственностью, нообрывок вынулся на удивление легко.

Передавая улику следователю, Пелагия сказала:

– Странно. Это что же, он так и спал, сжимая вруках деньги? Или, будучи с уже проломленной головой, пытался вырвать их из рукзлодея?

Долинин мгновение молчал, с интересом глядя наочкастую черницу. Потом хмыкнул, почесал переносицу над дужкой пенсне.

– В самом деле. Мерси за наблюдательность.Согласно показаниям Мануйлиных спутников, деньги – или, как они выражаются,«казна» – находились в ларце под подушкой... Ларец, понятное дело, отсутствует.Хм. С раскромсанной «до третьего желудочка» башкой хватать убийцу за руки?Чудеса. Запишем в раздел «ребусы».

И в самом деле записал что-то в кожануюкнижечку. Пелагии это понравилось: человек не торопится с заключениями.

Долинин ей вообще нравился, потому что работалс толком, обстоятельно – сразу видно, человек сыскное дело знает и любит.

Можно сказать, повезло пророку Мануйле соследователем.

Сначала-то складывалось совсем по-другому.

На крики монахини к каютному окну сбежалисьлюди, заохали, заужасались. Еще больше шума произвели «найденыши». Узнав, чтоих предводитель убит, стали вопить, причитать:

– Мамоньки! Беда! Азохнвей! Караул! Элоим! – Ачаще всего повторялось слово: – Казна! Казна!

Появился капитан и вместо того, чтобывосстановить порядок, устроил вовсе светопреставление – то ли с перепугу, то ливследствие некоторой нетрезвости.

Пароходный начальник преобразился в мечущегомолнии Зевеса. Перед злосчастной каютой и под ее окном установил караулы изматросов, вооруженных пожарным инвентарем. Пассажирам первого и второго классоввелел сидеть по каютам и не казать оттуда носа; всех палубных согнал на ют ипоместил под охрану двух чумазых кочегаров с лопатами в руках. Сам же наделпарадный белый китель, сбоку привесил огромный револьвер, а для истреблениявинного запаха вылил на себя целый флакон одеколона.

Усть-Свияжскую пристань «Севрюга», вопрекирасписанию, прошла без остановки и бросила якорь лишь возле уездного города.Встала на отдалении от причала. К властям был командирован первый помощник – нашлюпке.

Час спустя пассажиры кают, расположенных поправому борту, увидели, как из клубящегося над водой вечернего тумана выплываетлодка, вся набитая людьми, по большей части в мундирах, но были и статские.

Производить дознание пожаловал не какой-нибудьтам околоточный и даже не пристав. То есть, разумеется, были среди прибывших ипристав, и прочие чины, включая даже начальника уездной полиции, но главнойперсоной оказались не они, а сухощавый господин в цивильном. Его умные, цепкиеглаза холодно поблескивали сквозь пенсне, узкая рука то и дело поглаживалабородку клином. На лацкане сюртука поблескивал университетский значок.

Штатский оказался большущим начальником,членом Совета министерства внутренних дел. Звали его Сергей Сергеевич Долинин.После через местных полицейских чинов выяснилось, что его превосходительстворазъезжал по Казанской губернии с важной инспекционной поездкой. Узнав же обубийстве, приключившемся на пароходе товарищества «Норд», пожелал личновозглавить дознание.