Пелагия и красный петух - Борис Акунин

Долинин махнул: мол, вы не перебивайте,слушайте.

– Убитый оказался мещанином Петровым илиМихайловым, сейчас не помню. «Найденыш», последователь Мануйлы, и внешне нанего похож. Отсюда и слухи о Мануйлином бессмертии.

– А вдруг это тоже не тот? – показала Пелагияна мертвеца.

– Резонный вопрос. Очень хотелось бы выяснить.Приметы, сколько я помню, сходятся. Жаль только, фотокарточкой пророка мы нерасполагаем. Судимостей Мануйла не имел, так что у нашего ведомства не былоповода запечатлеть его прелестные черты. А спутники – что спутники? Я их велелпока запереть в каптерке, да только что от них, малахольных, толку? Они исоврать могут. А могут и сами заблуждаться насчет личности покойника.

– Какая удивительная история!

– Да уж... Не только удивительная, но, чтоболее существенно, политическая. – Сергей Сергеевич посерьезнел. – Убийствопророка, особенно «бессмертного», это дело государственное. Во всех газетахпрогремит, и не только российских. Тем более необходимо установить – Мануйлаэто или опять двойник.

Тут вернулся фотограф с бечевкой и коротким,очень острым ножом.

Кликнув из коридора полицейских, следовательотдал странное, даже кощунственное распоряжение:

– Этого [кивок в сторону покойника] одеть,усадить на стул, привязать бечевкой. Живо! – прикрикнул Долинин на заробевшихслуживых, а монашке пояснил. – Нужно привести труп в опознаваемое состояние.Новая метода, моего собственного изобретения.

Пока полицейские, кряхтя, просовывали еще неутратившие гибкости члены мертвеца в штанины и рукава, Долинин очень ловкоотпорол ножом подметки на пророковых сапогах, взрезал голенища.

– Тэк-с, – довольно молвил он, вытягивая израспоротой кожи какие-то бумаги. Мельком проглядел их, слегка пожал плечами.Наперснице показывать не стал, а попросить Пелагия сочла неудобным, хоть и былоочень любопытно.

– Посадили? – обернулся Сергей Сергеевич кполицейским. – Глаза-то, глаза. Фу ты, черт.

Сестра неосторожно взглянула – и тут жезажмурилась. Глазные яблоки свисали на щеки мертвеца, и смотреть на эту картинуне было никакой человеческой возможности.

– Резиновую перчатку из моего чемоданчика, –послышался деловитый голос следователя. – Вот та-ак. Отлично, глазенапы встали.Вату. Нет-нет, два маленьких комочка и немножко раскатайте... Под веки ее, подвеки. Открылись, очень хорошо... Эх, роговица подсохла, тусклая. У меня тампузырек с нитроглицерином и шприц, дайте-ка... В правый... В левый... Угу.Расчешем волосы... Теперь мокрым полотенцем... Готово. Открывайте глаза,мадемуазель, не бойтесь!

Пелагия осторожно, заранее скривившись,взглянула на покойника и обомлела.

На стуле – правда, в несколько принужденнойпозе и свесив голову набок – сидел костлявый бородатый мужик совершенно живоговида и смотрел на нее сосредоточенными, блестящими глазами. Был он в рубахе ижилетке, брюках. Борода и длинные волосы аккуратно расчесаны.

Внезапное воскрешение усопшего было настольконеожиданным, что сестра попятилась.

Сергей Сергеевич довольно рассмеялся:

– Ну вот, теперь можно мсье Шелухина исфотографировать.

– Как вы его назвали? – переспросила Пелагия.

– Как в паспорте написано. – Следовательпрочитал по извлеченной из голенища бумаге. – Петр Савельев Шелухин, 38 лет отроду, православного вероисповедания, крестьянин деревни Строгановки Старицкойволости Городецкого уезда Заволжской губернии.

– Это же у нас! – ахнула сестра.

– А я слышал, что Мануйла родом из Вятскойгубернии. Во всяком случае, начинал проповедовать он именно там. «Найденыши»,впрочем, уверены, что их пророк родился в Святой Земле и вскорости отбудетобратно. Собственно, Шелухин и в самом деле имел билет до Яффы...

Зашипев, вспыхнул магний.

– Еще разок анфас. Потом в три четверти справаи слева. И оба профиля, – распорядился Долинин. Скептически поглядел наприбранного покойника, вздохнул. – Рост выше среднего, черты лица обыкновенные,волосы русые, глаза голубые, сложение худощавое, особых примет не имеется. Таквыглядит по меньшей мере треть российских мужичков. Нет, господа, это никуда негодится. Мне нужна стопроцентная ясность...

Он нахмурил лоб, прикидывая что-то. Подергалсебя за клинышек бородки. Решительно тряхнул головой.

– Сестра, отсюда до Заволжска плыть часовдвенадцать, так? А сколько оттуда до Городца?

– Два дня по рекам. Но Городецкий уездширокий, а Строгановка – это у самых Уральских гор. Туда надо лесом добираться,глухой чащей. Путь трудный, неблизкий. Я раз была в тех краях, с владыкой. Пораскольничьим скитам ездили, уговаривали тамошних сидельцев властей небояться...

– Поеду, – объявил Сергей Сергеевич, и егоглаза сверкнули азартом. – Дело-то и в самом деле общественного значения. ЧтобДолинин, оказавшись на месте преступления, не дорылся до сути? Исключено. Пошлюминистру телеграмму: в связи с чрезвычайными обстоятельствами инспекционнаяпоездка прерывается. Он только рад будет, что я оказался в нужном месте и внужное время.

На третий день пути выгрузились с баржи,заночевали в большом староверческом селе Городец, где бабы в белых платках,завидев рясофорную Пелагию, плевали через левое плечо. Дальше тронулисьсухопутным ходом, через Лес.

Он никак не назывался – просто «Лес», и все.Сначала лиственный, потом смешанный, затем почти сплошь хвойный, Лес тянулся насотню верст до Уральского Камня, переползал через горы и за ними, выйдя напростор, растекался на все невообразимо огромное пространство до самого Тихогоокеана, простроченный швами темных, широких рек, многие из которых тоже неимели имени, ибо где ж придумать такое количество имен, да и кому?

В Заволжье, у западной своей оконечности, Лесеще не вошел в полную силу, но даже и на сем мелководье отличался отевропейских собратьев, как океанская волна отличается от озерной – особенноймощью и неспешностью дыхания, а еще абсолютным презрением к человеческомуприсутствию.

Дорога только по первости прикидываласьпристойным проселком, но уже на десятой версте оставила всякие претензии наразъезженность, усохла до размеров обычной тропинки.