Ловец снов - Стивен Кинг

Ну ты и даешь, Пит! Что это с тобой? Чистишь зубы по большимпраздникам?

Трубку поднимают на третьем звонке.

— Алло?

Это Роберта, и судя по голосу, лишенному обычныхжизнерадостных ноток, она чем-то расстроена. Нетрудно понять чем: даже сюдадоносится жалобный вой Даддитса. Джоунси знает, что Элфи и Роберта невоспринимают плач сына, как их четверка: в конце концов они люди взрослые. Нокроме всего, еще и его родители, и явно чувствуют что-то, поэтому Джоунсисильно сомневается, что сегодняшнее утро выдалось для миссис Кэвелл особеннорадостным.

О Господи, как можно так топить? Что они подбрасывают в этугребаную печку? Плутоний, что ли?

— Говорите, кто это, — нетерпеливо звучит в трубке, чтосовершенно не похоже на неизменно приветливую миссис Кэвелл. Сколько раз онатвердила мальчикам, что самое главное для матери такого необыкновенногосоздания, как Даддитс, — это терпение. Она училась терпению на протяжении всейжизни рядом с Даддитсом. Но сегодня утром все не так. Сегодня она цедит словатак, будто зла на кого-то, что уж совсем немыслимо. — Если вы что-то продаете,простите, у меня нет времени говорить. Я очень занята и…

И все это под неумолчный рев Даддитса.

Еще бы, не занята, думает Джоунси. Он достает тебя с самогорассвета, и к этому времени ты наверняка уже на стенку лезешь.

Генри тычет Джоунси локтем в бок и грозит кулаком, что,очевидно, означает: «Давай же!» И хотя Джоунси морщится от боли, все же локоть— штука полезная. Если она повесит трубку, ему снова придется иметь дело с этойсучкой-телефонисткой.

— Миз Кэвелл… Роберта? Это я, Джоунси.

— Джоунси?

Он кожей ощущает ее невыразимое облегчение: она так страстнохотела, чтобы друзья Даддитса позвонили, что сейчас почти уверена: воображениеиграет с ней дурную шутку.

— Да. Я и остальные парни. — Он протягивает трубку.

— Привет, миссис Кэвелл. — Это Генри.

— Эй, как дела? — Пит.

— Привет, красавица, — произносит Бив с идиотской улыбкой.Он, можно сказать, влюблен в Роберту с того дня, когда они встретились.

Ламар Кларендон оборачивается на голос сына, морщится иснова принимается оценивать сравнительные достоинства «Чирриоз» «и «ШреддидУит»[59]. «Валяйте, — бросил он Биву, когда тот сказал, что они хотят позвонитьДаддитсу. — Понять не могу, с чего вам вдруг взбрело говорить с этимтыквоголовым, но если хотите бросать деньги на ветер, ради бога».

Джоунси снова подносит трубку к уху и успевает уловитьобрывок фразы:

— …вернулись в Дерри? Я думала, вы охотитесь где-то в Кинео.

— Нет, мы все еще здесь, — отвечает Джоунси и, оглянувшисьна друзей, с удивлением замечает, что они почти не вспотели, разве что лобГенри чуть влажный, на верхней губе Пита несколько крошечных капелек и все. Нупросто Психербург какой-то! — Мы просто думали… э… что, пожалуй, лучшепозвонить.

— Вы знали.

Голос спокойный, бесстрастный. Не рассерженный. Неотчужденный. Но и не вопрошающий. Констатирующий.

— Э-э-э… — Он поправляет ворот рубашки. — Да.

Любой на ее месте засыпал бы его сотнями вопросов, начиная с«откуда вы узнали» и «что, во имя Господа, с ним творится», но Роберта нелюбой-всякий, и, кроме того, почти целый месяц наблюдала их рядом со своимсыном. Поэтому и говорит:

— Подожди, Джоунси. Сейчас я его позову.

Джоунси ждет. Издалека доносятся рыдания Даддитса и тихиеуговоры Роберты. Она объясняет. Утешает. Заманивает его к телефону. Повторяетмагические имена:

«Джоунси, Бивер, Пит, Генри».

Вопли приближаются, и Джоунси ощущает, как они вонзаются вголову, тупой нож, который мнет и крошит плоть, вместо того чтобы резать.У-У-У-У. По сравнению с плачем Даддитса локоть Генри кажется нежными объятиями.И тропический дождь льется по шее солеными потоками. Взгляд устремлен на дветаблички над телефоном. Первая гласит: ограничьте время разговора пятьюминутами, пожалуйста. На второй еще одна просьба: никаких непристойностей потелефону. Под ней кто-то нацарапал:

КАКОЙ КОЗЕЛ ЭТО СОЧИНИЛ?

Но тут трубку берет Даддитс, и в ухо Джоунси ввинчиваетсяужасный громовой рев. Джоунси морщится, но, несмотря на боль, сердиться наДадса невозможно. Здесь они вместе, все четверо, а он там один. До чего жевсе-таки странное создание! Господь покарал и благословил его одновременно, ипри мысли об этом у Джоунси голова идет кругом.

— Даддитс, — говорит он, — Даддитс, это мы. Я Джоунси.

И передает трубку Генри.

— Привет, Даддитс, это Генри.

Трубка у Пита.

— Привет, Дадс, это Пит, не плачь, все хорошо…

Пит быстро сует трубку Биву, который опасливо осматривается,забивается в угол, вытягивая шнур на всю длину, прикрывает микрофон, чтобстарики у печки (не говоря уже о собственном старике) не расслышали, и поетпервые две строчки колыбельной. Потом замолкает, прислушивается и, сложив вкружок большой и указательный пальцы, гордо трясет перед носами приятелей. Иотдает трубку Генри.

— Дадс? — Опять Генри. — Это просто сон, Даддитс. Ничеготакого не было на самом деле. Ладно?

Ничего не было и все кончено. Только…

Генри слушает. Джоунси пользуется возможностью, чтобысбросить фланелевую рубашку. Футболка под ней мокрая насквозь.

В мире есть еще миллиард вещей, о которых Джоунси не знает:какого рода связь существует, например, между ними и Даддитсом, но одно емуизвестно точно — больше он не может оставаться в магазине Госслина. Джоунсикажется, что это его бросили в проклятую печку. Должно быть, у старперов,играющих в шашки, вместо костей лед.

Генри усердно кивает:

— Точно, как в страшном кино. — Прислушивается и хмурится: —Вовсе нет. И никто из нас тоже. Мы и пальцем его не тронули. И никого из них.

И тут Джоунси осеняет. Вранье. Трогали! Не хотели, конечно,но тронули. Боялись, что Ричи исполнит свою угрозу разделаться с ними, ипоэтому достали его первыми.

Пит протягивает руку, и Генри говорит:

— Пит хочет потолковать с тобой, Дадс.

Он отдает трубку Питу, и Пит советует Даддитсу забыть обовсем и наплевать, будь спокоен, милый воин, они скоро вернутся и сыграют всевместе, вот уж повеселятся, на всю катушку, ну а пока…