Ловец снов - Стивен Кинг

Джоунси поднимает глаза к табличке, той, на которой просятограничить время звонка пятью минутами. Какая идея, какая чудесная идея! Да и кчему разводить слюни. И так ясно, что ситуация с Даддитсом под контролем.

Но прежде чем он успевает вмешаться, Пит отдает трубку ему.

— Он хочет поговорить с тобой, Джоунси.

В первое мгновение он едва не бросается к двери. Черт с ним,с Даддитсом, черт с ними со всеми!

Но это его друзья, все они заражены одним и тем же сном, вкотором сделали то, чего вовсе не хотели (врун, врун гребаный, сам знаешь, чтохотели!) и их глаза удерживают его на месте, несмотря на жару, которая теперьсдавливает его грудь удушливыми тисками. Их глаза твердят, что он часть всегоэтого и не должен уходить, пока Даддитс еще у телефона. Так не по правилам. Непо правилам той игры, которую они ведут.

Это наш сон, и он еще не кончился, кричат глаза всех троих,и особенно Генри. Он начался с того дня, как мы нашли его позади «БратьевТрекер», на коленях и почти голого. Он видит линию, и теперь мы тоже видим.Пусть по-другому, но какой-то частью внутреннего зрения мы постоянно видимлинию. И будем видеть, пока живы.

В их глазах светится что-то еще, неотступное, не дающеепокоя, которое будет преследовать их до конца жизни и бросит тень даже на самыесчастливые дни. Ужас того, что они сделали. Сделали в так и не запомнившейсяглаве их совместного сна.

Все это не дает Джоунси шагнуть к двери и заставляет взятьтрубку, хотя он изнемогает. Вялится, поджаривается, тает, мать твою.

— Даддитс, — говорит он, и даже голос пышет жаром. — Всехорошо, честное слово. Я сейчас отдам трубку Генри, здесь дышать нечем, хочуглотнуть свежего…

Но Даддитс прерывает его, неожиданно громко и настойчиво:

— Е ыыди! Оси, е ыыди! Ей! Ей! Итер Ей!

Они всегда понимали его лопотание, с самого первого дня, иДжоунси без труда разбирает: «Не выходи! Джоунси, не выходи! Грей! Грей! МистерГрей!»

Джоунси открывает рот. Он глядит мимо раскаленной печки,мимо прохода между полками, где страдающий похмельем отец Бива тупо изучаетконсервированные бобы, мимо миссис Госслин, восседающей за старым обшарпаннымкассовым аппаратом, в переднее окно, служащее неким подобием витрины. Стекло доневозможности грязное и обклеенное плакатами, рекламирующими все на свете — отсигарет «Уинстон» и эля «Мусхед» до церковных благотворительных ужинов ипикников в честь Четвертого июля, которые устраивались еще в те времена, когдапрезидентом был арахисовый король… но все же осталось еще достаточно места,чтобы выглянуть наружу и увидеть существо, ожидающее его во дворе. То самое,что подкралось сзади, пока он пытался удержать дверь ванной. То самое, чточерез много лет украло его тело. Голая серая фигура переминается околобензоколонки на беспалых ногах, не сводя с Джоунси черных глаз. И Джоунсидумает:

Это не их истинный облик. Такими мы их видим. Именно такими.

И словно желая подчеркнуть это, мистер Грей поднимает руку ирезко бросает вниз. С кончиков длинных серых пальцев (их всего три) слетают иподнимаются в воздух крохотные красновато-золотистые пушинки. Как «парашютики»одуванчика.

Байрум, думает Джоунси.

И словно от волшебного слова в сказке все тут же замирает.Магазин Госслина превращается в гротескный натюрморт. Мгновение — и цветамедленно испаряются, преобразуя его в старый дагерротип в желтовато-черныхтонах. Друзья становятся прозрачными и тают на глазах. Реальны только две вещи:тяжелая черная трубка телефона-автомата и жара. Удушливая жара.

— Аай! — кричит Даддитс прямо ему в ухо. Джоунси слышитдолгий, хорошо знакомый прерывистый вздох: это Даддитс набирает в грудь воздух,пытаясь говорить как можно четче. — Оси, Оси, аай! Аай! А…

2

…вай! Вставай, Джоунси, вставай!

Джоунси поднял голову, но в первый момент ничего не увидел.Волосы, спутанные, влажные от пота, лезли в глаза. Он нетерпеливо откинул их,надеясь оказаться в своей спальне, либо в «Дыре в стене», либо, что еще лучше,в Бруклине, — но безуспешно. Он по-прежнему в офисе братьев Трекер. Заснул записьменным столом и видел во сне, как они звонили Даддитсу сто лет назад. Всетак и было, если не считать умопомрачительной жары. По правде говоря, вмагазине всегда было прохладно, мало того, старик Госслин строго за этимследил. Жара вкралась в его сон, потому что здесь дышать было нечем. Иисусе,тут не меньше ста градусов, а может, и все сто десять[60].

Отопление испортилось, подумал он, поднимаясь. А может,пожар. Так или иначе, нужно выбираться отсюда, пока я не спекся заживо.

Джоунси выбрался из-за стола, почти не заметив того, чтостол изменился, едва обратив внимание на какой-то предмет, коснувшийся макушки,когда он спешил к двери. Он уже потянулся одной рукой к засову, а другой — к«собачке», как вдруг вспомнил крик Даддитса, просившего его не выходить, потомучто за дверью ждет мистер Грей.

Он и правда был там. Прямо у порога. Подстерегал Джоунси наскладе воспоминаний, которым тоже завладел.

Джоунси уперся растопыренными пальцами в дерево филенки.Влажные пряди снова упали на лоб, но он уже не обращал ни на что внимания.

— Мистер Грей, — прошептал он. — Вы там? Вы ведь там, верно?

Никакого ответа, но мистер Грей был там. Точно там.Безволосое подобие головы чуть наклонено вперед, стеклянно-черные глазауставились на дверную ручку, вот-вот готовую повернуться. Он ждал, когда издушегубки вывалится Джоунси. И тогда…

Прощайте, назойливые человечьи мысли. Прощайте, раздражающиеи нервирующие человечьи эмоции.

Прощай, Джоунси.

— Мистер Грей, вы пытаетесь меня выкурить?

Ответа он опять не получил, да и ни к чему. Мистер Грейупоенно орудует всеми кнопками управления, не так ли? Включая и ту, чтоконтролировала температуру тела. Как высоко он ее поднял? Джоунси не знал, ночувствовал, что температура продолжает ползти. Удавка, стискивающая грудь,стала еще горячее и беспощаднее. Он начал задыхаться. Кровь тяжело колотилась ввисках.

Окно. Как насчет окна?

В порыве безумной надежды Джоунси повернулся к окну, спинойк двери. Но в окне было темно — вот вам и вечный октябрьский полдень семьдесятвосьмого, — а подъездная дорога, идущая вдоль здания, была похоронена подсыпучими снежными барханами. Никогда, даже в детстве, снег не казался Джоунсистоль заманчивым. Он уже видел, как, подобно Эрролу Флинну в старом пиратскомфильме, летит через стекло, зарывается в снег, охлаждая разгоряченное лицо вблагословенном белом холоде…