Обратный отсчет: Равнина - Токацин

…На складе осталось немного пустых ячеек — песком его уже забили на три четверти. Вепуат воткнул в стену фонарь, вытянул из связки «асбестовую» «прядь» и уложил в жёлоб. Гедимин уже видел следы истирания — и на дне углубления, и на каменном бойке. «Нужен более прочный материал,» — думал он, опуская массивный подвес на волокнистую руду. «Возможно, с добавкой рална-камня. Как раз пригодится его регенерация…»

… — Интересно, это волокно тоже позеленеет? — подумал вслух Вепуат, глядя на пух, прошедший сквозь частый гребень. Гедимин, прикрыв ладонью «магнит», дождался, когда волокна пройдут сквозь зубцы повторно. Отлетевшие игольчатые отломки остались лежать в стороне.

— Будет тёмно-зелёным, — отозвался Гедимин, вспомнив, как рассматривал волокно в душевой. Оно промокло, размягчилось, жёсткие примеси отделились или растворились, но на цвет вымачивание не повлияло. «Тёмно-зелёный асбест… При нагреве не выцветает. Ни руда, ни волокно недомоченное. Конечный продукт не проверял.»

— Светло-зелёный и тёмно-зелёный, — Вепуат едва заметно ухмыльнулся. — Можно выткать орнамент.

— Альгот со своими экспериментами… — Гедимин недовольно сощурился. — У нас что, мало кейека? Прожарил бы волокно без лишних нововведений…

Вепуат хмыкнул.

— Тебя что, местные покусали? В зелёном волокне ничего плохого. Ну, будет чуть хуже серебристого. Но жёлтому и белому не уступит. Ты же сам проверял — не уступает же?

— Обработка ещё не закончена, — буркнул Гедимин, заталкивая комья пуха в мешок. Он старался не сдавливать волокно, но оно слипалось и спутывалось от неосторожного дыхания. «Как с этой дрянью будут работать? Только в двух респираторах. И то кто-нибудь надышится!»

Подвес с грохотом опустился в жёлоб. Вепуат вздрогнул.

— Слышишь?

Гедимин растерянно хмыкнул. Подвес снова упал, дробя волокнистый минерал, — только его грохот и треск сармат и слышал.

— Тихо! — Вепуат вскинул руку и развернулся к воротам. — Слышал? Стонет…

Гедимин отпустил рычаг. За воротами что-то испуганно пискнуло. Писк оборвался хриплым стоном.

…Сигма-сканер был бесполезен — ущелье затопило шевелящейся рябью. Вепуат вскинул фонарь над головой — и с гневным воплем метнулся к обрыву. Под скалой, на одном из перекрытий недостроенной станции, скорчился Бронн. Его уложили в двойное кольцо из длинных костяных бус. Ещё одна низка свисала на грудь. Её незамкнутыми концами обмотали ему запястья. Другой одежды не было — кроме узкой набедренной повязки и бинтов на руках.

Вепуат вбил фонарь в углубление камня, едва не сломав корпус, и развернулся к Гедимину.

— Свет!

— Держи, — Гедимин содрал с пояса два фонаря и «термобластер». — Будет ещё. Продержишься?

Он оглянулся на складской ангар и не увидел его — между распахнутыми воротами, за которыми должен был гореть свет, и освещённой же каменной плитой встала шевелящаяся чёрная стена. Белые точки, собранные по шесть, загорались в ней и тут же гасли.

— Нет, — выдохнул Вепуат, снимая с плеча плазмомёт. — Сейчас — уже нет. За ним пришли…

Бронн с испуганным писком завозился на камне, будто пытаясь в него зарыться. Гедимин слышал его частое хриплое дыхание — и странный шелест, волнами наползающий со всех сторон. Он воткнул фонарь с другой стороны плиты — и как раз вовремя: длинный теневой язык почти дотянулся до стонущего Бронна. Свет ударил по зажмуренным глазам, и раненый вздрогнул.

— Грёбаные дикари! — выдохнул Вепуат. — Надо мне было подумать…

Он подцепил обе нитки бус и, раскрутив их на вытянутой руке, швырнул в темноту.

— Уходите! Он жив и будет живым! Вам его никто не отдаст!

Вокруг зашелестело.

— Ушшше оттали, — прошипел кто-то Гедимину в наушник. Фонари замигали. Темнота колыхнулась, подступая ближе.

— Бусы, — выдохнул сармат, срывая с плеча сфалт. — Бусы на шее. Выкинь их вон!

Он поднял плазморез на вытянутых руках. Темнота зашелестела. Фонари вспыхнули ярче. Мимо пролетели обрывки бус. Позвонки застучали по камням. Откуда-то слева донёсся испуганный писк. Пищал не раненый — его так трясло, что он не мог даже стонать.

— Отдали? — сбоку от Гедимина вспыхнул яркий свет, и чёрная стена, качнувшись, отступила. — Поторопились. Этот Бронн с вами не пойдёт.

— Кто это ссскасссал? — ледяной коготь притронулся к гедиминову виску. Сармат стиснул зубы. Пластины на корпусе сфалта уже разъезжались под его пальцами — ещё немного, и ущелье зальёт зелёный свет.

— Кто? Мы, жрецы Пламени, — Вепуат взмахнул «термобластером», очерчивая сияющий круг. — Я говорю — он останется среди живых. Ук-Хеммайн его не получит. Ракушки из стекла? Цветные чаши? Их пусть берёт. Этот Бронн — наш.

Темнота зашелестела.

— Говоришшшь, он претнасссначен для Пламени? — шесть белых точек зажглись и тут же погасли. — Шшшто шшше… Пусссть он оссстанетссся ссс Пламенем. Ук-Хеммайи отссступаетссся от него… на этот рассс. Ссстелай чашшшу, тоссстойную хозяев Ук-кута. Они примут твоё подношшшение…

Свет фонарей ударил по глазам. Ярко освещённое пятно растянулось поперёк ущелья, зацепив дальнюю скалу. Вепуат, шумно выдохнув, сел на край плиты. В полной тишине было слышно только хриплое дыхание раненого.

— Они ушли, — буркнул Вепуат, повернувшись к нему. Когтистая ладонь, закрывающая лицо, дрогнула.

— Живьём выкинуть падальщикам… Ублюдки!

— Его надо в тепло, — сказал Гедимин, оборачивая неподвижного Бронна защитным полем. Вепуат еле слышно выругался.

— Конечно. Идём, — он оглянулся на исчезнувшую в темноте столярную мастерскую и скрипнул зубами. — А с ними я поговорю.

…Гедимин думал, что через темноту придётся пробиваться — но она сама отступала с дороги, только было видно, как фонари то тускнеют, то разгораются. Когда Вепуат распахнул двери барака, и наружу ударил сноп света, сармат услышал шипение, и спину обожгло холодом. Гедимин, не оборачиваясь, вошёл в вестибюль. Двери захлопнулись, и холод исчез.

— Его выкинули падальщикам, — услышал он сердитый голос Вепуата. — Свои же. Куда его ещё нести⁈

Он придвинул Бронну под спину свёрнутое одеяло и вышел в коридор.

— Экхард! Куно! Сюда!

Бронн, убрав руки