Нежность - Элисон Маклауд

иногда молчаливо, иногда возбужденно. Они месяцами дежурили у окна гостиной, ныряя под прикрытие занавесок при появлении соседей, которые поднимались на крыльцо и звонили в дверь, желая справиться об их самочувствии. Однажды мать и сын даже приготовили попкорн и сидели, уставясь в окно гостиной, словно на большой экран в кинотеатре. С тех пор Хардинг не переносил запах попкорна. Но именно в те месяцы, сидя в засаде у окна, он научился наблюдать, научился видеть, научился вычислять истину, исходя из видимости. Истина и видимость согласуются не так часто, как принято считать. Кто усвоил это нутром, из того выйдет хороший агент.

Конечно, как мозг умеет себя обманывать – это что-то. Такой же рост, такая же походка или даже похожий затылок. Отец много лет мерещился Хардингу на улицах городов, в парикмахерских, на заправках, на другом конце стойки бара. Может быть, дело в том, что мы все меченые, случайно или чудесно, – любая встреча с другим оставляет на нас след; ни один человек никогда не бывает исключительно самим собой. Может быть, еще это значит, что человек никогда не бывает по-настоящему один.

Если об этом думать, можно сойти с ума. Но еще это максимальное приближение к религии, на которое сейчас был способен Хардинг, – слабая вера в хаотичные, но, кажется, неизбежные связи между незнакомцами; ощущение, что любой человек – лишь нить, потертая ворсинка или болтающийся обрывок в огромном ковре, таком большом, что мы не способны его увидеть.

На пляже, на кромке прилива, волна разбилась у ног Хардинга, промочив ему туфли. Пока он их расшнурует, на ступнях уже появится раздражение, но абсолютно всего избежать невозможно. Кроме того, сандалии на мужчине – это неприемлемо, а босиком он уж точно не собирается ходить, пусть и на пляже. По обоим пунктам он согласен с руководством для сотрудников Бюро. Должны быть определенные стандарты.

Фотоаппарат приятно оттягивал руки. Хардинг прикрутил опорную пластину к треноге – только наживил, на случай, если придется срочно спасать камеру от набегающей волны или купальщика, с которого брызги летят во все стороны. Хардинг, как правило, не снимал «пляжных сцен». Прибрежные волны уже миллион раз сфотографированы и растиражированы на открытках для туристов. Но он хотел попробовать «поймать» стену воды, которая надвигается на берег. Гладкий перекат, неподвижность мощи; прозрачное, как стекло, спокойствие неостановимой силы. Контраст и борьба двух элементов – вот что нужно, чтобы создать запоминающийся снимок.

Скажем, на снимке миссис Кеннеди это были хрупкость, беззащитность ее лица и вызов, с которым она сжимала в руках книгу.

Хардингу было странно, что он знает о ней, о ее передвижениях, ее мыслях такое, чего не знает даже ее собственный муж.

Он ее уважал, но это ничего не меняло. Он твердо решил сделать так, как сказал Говард Джонсон, – просто выполнять свою работу. «Ничего не выдумывать».

Казалось, Нантакетский пролив набирается духу и замирает каждый раз перед тем, как выплеснуть свой гнев и разбить волну о берег. Волны набегали на отмели грохочущими выдохами – чистая мощь – и обрушивались.

Хардинг подумал, что попробует запечатлеть это. Если встать там, где мелко – более или менее, – может получиться совершенно особенное фото. Он не станет думать о том, что промочит брюки и что кожа завтра покроется зудящими корками. Это будет мучительно. Ну и что?

Ритм пролива завораживал. Хардинг почувствовал, что дышит глубже. Время растянулось – до самого горизонта, – а он уже зашел в воду по щиколотки.

Он попрочнее всадил ноги штатива в мокрый песок. Снял крышку объектива, сунул в карман, приладил светофильтр и поставил выдержку побольше. Прилив подходил быстро, и ступни уже щипало, но он выживет. Машину он оставил недалеко от пляжа – у дома сенатора на Ирвинг-авеню. Успеет переодеться в мотеле до начала смены, а завтра, когда откроются магазины после выходных, съездит в Хайаннис и разорится на новую пару туфель.

Как только он сделал первый, пробный снимок, морское дно ушло из-под ног.

Внезапная волна. Мир опрокинулся.

Горизонт исчез.

От момента, когда она вырвалась из волны, он запомнил только выгнутую дугой спину и призрачно-белые костяшки позвоночника.

Волна ударила его и чуть не опрокинула, но он схватился за штатив и удержался на ногах. Волна залила отмели, с грохотом разбилась о берег и вынесла пловчиху на песок. Брызги взлетели до небес. Хардинг неловко возился с опорной пластиной и уже бессмысленной крышкой объектива. Пальцы не слушались.

Черт, черт, черт.

Над головой орали чайки.

Она пыталась встать в полосе прибоя, удержаться на ногах. На ней был раздельный купальник, темно-синий, и купальная шапочка с желтыми лепестками. Хардинг старался не смотреть, как она садится в воду на мелком месте и стягивает с ног ласты – рывком, как рассерженный ребенок. Она поднесла к лицу руки, потерла глаза, сорвала шапочку и со всей силы зашвырнула на берег. Потом опять кое-как встала. Ребра вздымались – она тяжело дышала, волосы прилипли к вискам.

Он нашарил темные очки в кармане рубашки – маскировка, защита – и нейтрально кивнул в знак приветствия.

Она подошла, сжимая ласты в руках так, словно собиралась огреть ими Хардинга:

– Почему вы фотографируете?

Он сунул руки в карманы – машинально, привычка закрепилась с первого дня в Порт-Хайаннисе. Вдруг она вспомнит Нью-Йорк, слушание на главпочтамте, его руки, его самого. Конечно, вряд ли – после стольких месяцев. Но кажется, она сочла это движение и саму его позу в такой момент непочтительной или грубой. Она пригвоздила его сердитым взглядом.

У него в ушах до сих пор звучали крики школьных учителей: «А ну руки из карманов!»

– Прошу прощения, миссис Кеннеди. Я не знал, что вы сегодня утром купаетесь.

Она взглянула в сторону пляжа. Хардинг тоже обернулся. Две женщины, которые раньше сидели под зонтиком, направлялись к ним. Это были миссис Клайд, экономка, и Мод Шоу, няня Кэролайн. Теперь он разглядел лица.

– Я просто хотел поснимать пролив, – медленно произнес он. – Дурацкая идея. Я городской житель, природа не моя стихия.

Он чувствовал, как соленая вода разъедает кожу на руках. Лишь бы миссис Кеннеди поскорее ушла – тогда можно будет осмотреть фотоаппарат и оценить ущерб от морской воды.

Жаклин Кеннеди прищурила темные глаза. Он против воли видел, что она покрывается гусиной кожей; что соски под купальником отвердели от холодного ветерка. Похоже, нижняя часть купальника великовата – миссис Кеннеди придерживала резинку рукой, костяшки пальцев белели на фоне бедра. В трусы набился песок, и они сползали под его тяжестью.