Катя & 2/3 - Наталия И. Новохатская

за излишнюю исполнительность. Кто мешал ей погодить день-другой, насладиться жизнью на морском берегу, лишь затем спешить к «Ше Николя» с заученными текстами и приветами? Теперь она ничего не успела. Судя по оперативности ночного пришествия, адресат принял сообщение всерьёз, но при том обошёлся без раскрытых объятий, более того, явился на зов с изрядной долей подозрительности, ничего доброго это не сулило.

Даже в приглушённой панике и спросонья, Катя М понимала ситуацию примерно так: адресат решил проверить посланца, заодно попользоваться фактором внезапности на предмет запугивания. Один Бог знает, какие выводы явятся ему ночной порой после изучения дамского ридикюля? Вполне может статься, что ошибочные, а другого шанса у владелицы может не оказаться, как очень правильно вещал Леонид Мрозек накануне.

– Ну что, долго притворяться будем? – послышался вопрос с потолка.

И так странно он прозвучал, что на одну секунду Катя М уверилась с истошным облегчением: нет, это не явь, а дурацкий сон от усталости со стрессом, такое раньше бывало, сейчас она проснётся. Увы, радостный момент длился недолго, следующим мигом страшная тяжесть придавила её к кровати, а к горлу прижалась вплотную узкая полоска холода и кольнула, как стальная косточка лифчика, выбившаяся из шва. Но Катя М осознала, что это вовсе не то, также стало ясно, что дела её обстоят хуже некуда.

Далее окружающее исчезло напрочь, душа буквально вылетела из тела и с холодным любопытством остановилась чуть поодаль, для наблюдения за дальнейшими событиями. Наблюдалось беглой душе немного: на кровати темнело нечто вроде сложной скульптуры из теней и драпировок, по тускло освещённому пространству покрывала, среди мелкого рисунка с синими птичками размещались в беспорядке предметы из сумки, казавшиеся до странности незнакомыми, сумка валялась посреди развала с раскрытым ртом, как неизвестный науке зверь в состоянии полного беспамятства.

Следующим кадром увиделась (кем – совершенно было неясно) белая рубашечная спина и разворот плеч гротескных размеров, после чего рывком приблизились бретели ночной рубашки на неопознанных плечах, вдавленных в материю серого сумеречного цвета с тёмными крапинами.

Головы над плечами не было, угадывалась лишь смутно светящаяся шея в окружении беспорядочных прядей, между бретелями и шеей находился посторонний теневой предмет непонятной формы.

Покойный Сальватор Дали или ныне живущий художник Михаил Званский дорого бы дали за подобную идею. Зрелище смущало просто бесконечно, в нём ощущалась потусторонняя жуть, веяние совершенно ненужных иных миров. Однако бретели на плечах выделились и привели к смене картинок, кому-то пришло воспоминание, что в прошлой жизни они были бледно-розового цвета и отливали роскошным шёлковым блеском у кассы, где из вполне живой сумки кто-то доставал кошелёк (вот он, валяется на краю!) с радужными купюрами. Галерея Лафайетт у автовокзала, просторные своды и переходы с этажа на этаж, замша и шёлк, в зеркале застыл силуэт с прямыми плечами. Замшевый френч дивного цвета ржавчины, фирма «Эскада», первоначальная стоимость – штука евро, отдали за сотню, оказался конец серии, почти конец света.

«Нет, такого потерпеть нельзя!» – беззвучно указал кто-то трусливой душе, дезертировавшей с места кошмарного происшествия. – Не поносить ни дня такую роскошь, это будет преступление века. Кругом марш, может быть, обойдётся, прорвёмся как-нибудь!»

– Не вздумай кричать или поднять шум! – было сказано опять неясно кем и как, такими же неясными способами было воспринято.

По мере возвращения в покинутую обитель душа заодно с сознанием включалась в чувства, сперва в слух, потом в зрение, последнее не ловило ничего, кроме бледного овала с тёмными провалами глазниц. Обоняние вдруг резко включило аромат мужского парфюма, сложный и напыщенный, явно производства «Бель Франс».

– Одним мигом будешь в раю, если заслужила, – продолжилась мысль, теперь принадлежащая второй тени, менее знакомой.

– Или встретимся позже в другом месте, – сказал кто-то третий рядом помимо помышления. – Но не в суде, хотя Страшный суд – это находка.

– Очень остроумно, браво-бис! – сказал голос с ближнего расстояния. – Театр у микрофона, в главной роли Малышева Екатерина. Это по документу, а я такой не знаю. Значит проснулась, откуда взялась такая смышлёная?

– Угадай с трёх раз, если такой образованный! – вновь выговорилось само собой вопреки советам Леонида Мрозека. – Сейчас вот отдам концы с перепугу, ничего не узнаешь, зачем тогда прикатился и в окно влез?

– Ладно, пока жива, рассказывай, зачем приехала, – скомандовал оппонент, игнорируя заслуженное порицание вместе с предупреждением. – Только не ври про Жанну, что ты её знаешь!

– Это будет сложно, – с усилием Катя М (наконец ставшая собой) сформулировала ответ. – При твоих условиях. (Второе лицо было подчёркнуто интонацией).

– Не понял, не морочь мне голову, – вновь приказал «собеседник», а нечто у горла кольнуло сильнее. – Я с тобой в угадайку не играю. Соображай, что можешь оказаться без головы.

– Спасибо, что напомнил, а то я забыла! – высказалась Катя М, дивясь себе бесконечно. – Сейчас буду кричать и плакать.

Лезвие у горла ощущалось вполне реально, тело вновь стало исчезать, но странная, почти потусторонняя сила диктовала бесцеремонный текст и заставляла произносить его вызывающим тоном, словно происходила перебранка глупых детей в песочнице.

– Всё, ты мне надоела, – заявил почти невидимый оппонент. – Даю две минуты на объяснение, слушаю внимательно, думай, что говоришь!

– Насчёт Жанны, во-первых, – продолжила прерванную мысль Катя М. – Зачем мне врать? Я её видела, беседовала с нею и с мужем, они оба чудесные люди. Жанна говорила о тебе. Сравнивала с каменным львом в Люцерне, памятник есть такой, погибшим гвардейцам короля Людовика Шестнадцатого.

– Слушай, как тебя, Екатерина Малышева! – почти взмолился собеседник. – Ты бы лучше о своём памятнике задумалась, какие там гвардейцы кардинала?

– Полк швейцарской гвардии погиб до последнего человека, – машинально высказалась Катя М. – Они охраняли короля, но не того, о котором ты думаешь, и кардинал в событиях не участвовал. Была французская революция, народ рвался предъявить счёт за угнетение, остальные войска предали беднягу Луи, толстого и глупого, одни швейцарские наёмники из города Люцерна оказались верны и не пускали революционную толпу до последней капли крови. Своей и чужой. За это им поставили памятник в каменном гроте на родной земле, лежит умирающий лев и плачет, закрыв голову лапой, публика смотрит и рыдает, чрезвычайно трогательный монумент. Боюсь, мне такого не поставят, тебе тоже, невзирая на сходные обстоятельства.

– Теперь кое-что понятно. Верю, Жанну ты видела, – согласился польщённый оппонент, даже чуть расслабился. – А к ней кто тебя послал?

– Кто-кто? Конь в пальто! – с ужасом услышала себя Катя М, в миг включила остаток извилин и постаралась поправить дело по совету полковника Мрозека. – Генерал Криворучко, Олег Петрович, собственной персоной. Понятно, что не Пушкин, Александр Сергеевич! Знаешь такого?

– Допустим, – отчасти