Здесь, под северной звездою...(книга 2) - Линна Вяйнё

повторяли за ним, держа поднятыми два пальца правой руки. Для Юсси все это было удивительно. Несмотря на свою беду, он сердито недоумевал: «Конечно... конечно... Неужто людям больше делать нечего? Пальцы кверху... и бормочут этакое...».

После присяги выступил пастор. Под влиянием общей воинственности даже он во время своей проповеди вытянулся по стойке смирно:

— ...вы дали священную клятву родине и законному общественному порядку. Вы просили благословения у господа нашего. Мы видели, что господь не пренебрег молитвой тех, кто, уходя на бой, давал присягу и просил помощи у него. Правое оружие он благословил победой. Сегодня мы можем чувствовать себя свободными гражданами, свободными также от страха и тревоги, тяжкий гнет которых довлел над нами в эти мрачные месяцы. После жестоких испытаний вновь для народа Финляндии сияет ясное солнце. Власть анархии сокрушена силой наших доблестных сыновей, но мы не должны забывать, что они всего лишь орудие в руке всемогущего. Это он своею силой укрепил слабых. И в этот прекрасный день, который можно сравнить лишь с благословенным днем Лапуа, который воспел поэт, мы вознесем хвалу богу военных полчищ, на которого всегда уповал финский народ. Воспоем же ему благодарственный гимн, который предки наши пели столько раз на рассвете перед боем и на закате, завершив бой победой. Вон там, за каменной оградой, покоятся отцы наши. Пусть они услышат эту благодарственную песнь и спят спокойно, зная, что их дух жив еще в сыновьях. И они скажут друг другу, как говорил старый ветеран, приветствуя молодых победителей: «Да, жив еще дух предков, герои есть у нас!»

Го-сподь на-ша кре-е-пость...

— Ой, люди добрые... еще и молитвы, конечно же...

Юсси все порывался выйти вперед, но каждый раз, когда он делал попытку подойти к господам, смелость покидала его.

— Нет, туда... не годится...

Юсси ошибся, после гимна не последовало молитв. Зато были оказаны почести Илмари. Аптекарь принял команду и попросил Илмари стать перед строем. Илмари вышел и стал, сохраняя свободную осанку. Со спокойным достоинством оглядывал он публику. Руки его в кожаных перчатках были свободно опущены по швам. Аптекарь четким шагом подошел к нему:

— Господин егерский лейтенант! Я имею честь приветствовать вас от имени нашего прихода. В вашем лице мы видим воплощенную идею егерского движения. Уже сейчас можно сказать, что никогда в истории ни один народ не имел в своих традициях ничего подобного. Вы навсегда останетесь высоким идеалом для будущих поколений финской молодежи. О вас матери будут рассказывать своим детям, с вас будут брать пример юноши и молодые мужчины. В тяжелое для отчизны время вы не пали духом. Рискуя всем своим будущим, вы поехали в чужие края, чтобы получить военные знания и, вернувшись, освободить свою родину. Навеки запечатлены на страницах истории славные три года, что вы провели в германской армии. Но благороднейшей страницей ваших деяний будут все же сражения, которые вы вели, чтобы освободить нашу любимую землю от красной чумы. Молодые полководцы, вы воспитали в армии ее непоколебимую волю, ведущую от победы к победе. Я спрашиваю: что рядом с этим Леонид со своими спартанцами? Господин егерский лейтенант, от лица родного прихода я приветствую ваше возвращение домой.

Аптекарь отдал честь, Илмари ответил ему тем же. Из публики кто-то крикнул «ура», но эти отдельные нерешительные возгласы потонули в общем молчании толпы. Илмари стоял спокойно, стараясь не подавать виду, что чествование доставляет ему удовольствие.

После чествования Юсси думал, что все кончилось, и двинулся к пастору, но не тут-то было — начался следующий номер программы. Две девушки, одетые в белое, преподнесли Илмари большой букет цветов.

— Финскому егерю. От благодарного народа.

Девушки сияли и краснели, и в глазах Илмари промелькнуло неофициальное выражение. Казалось, он по-свойски подмигнул знакомым девушкам. Затем он взял букет, пожал девушкам руки и, козырнув, произнес громко, по-военному:

— Благодарю.

Жена доктора стояла рядом с пасторшей. От зависти лицо ее исказилось безобразной гримасой, но, боясь, чтобы пасторша не заметила ее чувств, она обняла ее и прошептала:

— Может ли... скажите... может ли мать мечтать о большем...

Пасторша молча глотала слезы. Юсси хотел было подойти к пастору, но эта сцена его испугала. Тут аптекарь закричал:

— Прошу посторониться! Сейчас будет марш.

Шюцкор промаршировал к дому пожарной команды, где в ознаменование присяги был подан торжественный кофе. Кофе ради такого случая собрали из потайных запасов господских семей, и многие отдавали последний пакетик, охваченные общим порывом жертвенности. Юсси думал, что сможет поговорить с пастором на ходу, и поспешил за ним вдогонку. Господа шли толпой, возбужденно разговаривая:

— Неужели правда, что немцы в Лахти?.. Но они заняли Хельсинки точно в назначенный срок... Вот немецкая методичность и пунктуальность...

Пастор увидел Юсси, но успел ускользнуть от него, прежде чем они встретились глазами. Он сделал вид, будто вовсе не заметил старика, и, чувствуя неловкость, прошмыгнул в дом пожарной команды раньше, чем решившийся идти напролом Юсси окликнул его.

Юсси стоял в передней. Шюцкоровцы, расхаживавшие взад и вперед, бросали на него недоуменные взгляды, но не трогали. Из зала доносился общий говор да позвякивание кофейных чашек:

— Мой брат при взятии Тампере... он крикнул: «Марш Ваасы, ребята!..» Красные страшно перепугались...

— А мой кузен писал, что они находились на самой передовой линии, и это было очень опасно. Тогда они с несколькими товарищами решили пожертвовать собой. Они стали стрелять очень быстро, и красные русские обратились и бегство...

— Жалость теперь — самая большая слабость... Разве хирург смог бы оперировать, жалея больного? Да, да. Это ужасно... Но прежде всего надо спросить: да полно, люди ли они вообще? Ты читал в газетах описания... выступающие части тела отрезаны тупым ножом...

— Я читал одну статью... там говорится, что наш народ не переживал такой чистки, как война Алой и Белой розы в Англии, Тридцатилетняя война в Германии или Жакерия во Франции. В статье говорится, что буйный, антисоциальный элемент у этих цивилизованных наций исчез в процессе таких гражданских войн... Но у нас происходит столько насильственных актов...

— Да... я не читал этих статей. Но, конечно, прополка необходима. Я подумал еще тогда, когда они показывали штык и говорили: даешь телку или жизнь...

— Господин лейтенант, наверно, привык жить шире там, в Германии.

— Мы простые деревенские жители...

— Совсем как Свен Туува... Вы догадываетесь, конечно, что я говорил с ним не слишком любезно.

Арво Теурю вышел в переднюю, и Юсси попросил его