Здесь, под северной звездою...(книга 2) - Линна Вяйнё

мне известно, честный человек, и сыновья шли против его воли.

— Тоже порядочный кровопивец. Потянул с общины. Он же заграбастал себе пасторатские леса и выгоны...

Вечером пришел Янне Кививуори и попросил, чтобы суд выслушал его. Правда, не сразу, но его впустили к Юллё. Хозяин предложил Янне сесть, но сухо-официальный тон его заранее обещал отказ:

— Что вы имеете сказать, Кививуори?

— Я хотел бы поговорить насчет приговора моему тестю и насчет всего суда.

— О чем же тут говорить?

— Говорить есть о чем. Прежде всего, довольно сомнительна законность и суда и приговора, а потому интересно было бы знать, например, какие были основания, чтобы осудить моего тестя?

Хозяин Юллё быстро объяснил председателю суда характер юридической деятельности Янне, и судья спросил:

— А какие основания имеете вы для того, чтобы делать подобные заявления?

—Во-первых, состав суда. Ведь судят-то непосредственно заинтересованные лица. Или, может быть, вы, хозяин, назовете себя беспристрастным судьей в этом деле?

— Хе, хе. Найдется ли во всей стране хоть один законопослушный гражданин, который бы не был так или иначе заинтересованным лицом? Кого не задели их разбойничьи грабежи?

— В таком случае, следовало бы суд отложить на некоторое время, пока страсти не остынут немного. И, кроме того, ведь если речь идет о государственных преступлениях, то их должен рассматривать верховный суд, а не такие военно-полевые суды. Что же касается моего тестя, то, как бы там ни было с правами вашего суда, все же для приговора трудно найти основания в законе. К нему не подходит ни одна из статей, предусматривающих смертную казнь. Он не убивал и не участвовал в убийствах, он не присваивал себе судебной власти. Он не захватывал и муниципальной власти, а принял ее отчасти под нажимом гвардии, а отчасти потому, что исполнять ее было некому.

— Хе, хе. Трудно было осуществлять власть, когда пришли с винтовками и вывели из дома общины.

— Да, конечно. Но мой тесть не был при этом. Правда, он принял власть от тех, кто захватил ее; но были смягчающие вину обстоятельства.

— Однако теперь обстоятельства изменились таким образом, что вам, Кививуори, придется оставить свое крючкотворство. Помните, Кививуори, как вы тут командовали снять шапки перед осужденными судом преступниками? Это прославление преступлений, а вам, законнику, должно быть известно, что говорит насчет этого уголовный закон.

— К данному случаю это не относится. То была спасительная мера, с помощью которой удалось предотвратить опасное столкновение. Но вернемся к делу моего тестя. Если приговор приведут в исполнение, это будет судебным убийством.

Ему приказали выйти вон. Но он еще успел сказать:

— Говорят, вы, хозяин Юллё, грозились расправиться с социализмом, чтобы он сто лет не мог подняться. Но судейские правила не предусматривают расправы над социализмом, так что вы, хозяин, не совсем верно поняли свое положение. В этом-то и есть самое большое беззаконие. Действуйте вовсю. Трупов будет много, и могилы будут. Но социализм вы не убьете. Зато душу себе вы отведете...— В дверях он повернулся и с хитрой улыбкой сказал: — Кстати, я ведь не имел ничего общего с восстанием. И даже выступал против него открыто, гораздо решительнее, чем хозяева осмеливались протестовать. Таким образом, я законопослушный гражданин с незапятнанной репутацией и к тому же имею некоторый опыт юриста-практика. Собственно, мне гораздо больше пристало быть членом суда, чем, например, хозяину Меллола, чей юридический опыт основан лишь на том, что почтенный хозяин прошлой осенью был судим и осужден за нарушение закона. Так что, не пересмотреть ли вам состав суда? Как вы полагаете?

— Я, кажется, просил вас, Кививуори, выйти вон!

Домой Янне пришел мрачный и молчаливый. Санни, истерично рыдавшая, постепенно притихла. Он ее не успокаивал, а только сказал:

— Ну чего ты ревом добьешься?

Испуганного сына он постарался успокоить ласковой шуткой. Когда пришли за ним шюцкоровцы, он сказал со злой усмешкой:

— Долго же вы мешкали, хотя идти-то было недалеко.

Один шюцкоровец задел штыком за дверной косяк. Янне сказал:

— Смотри, не наткнись сам на свою колючку.

— А ну-ка, закрой рот.

— Ты мне не приказывай.

В полутьме щелкнул затвор винтовки.

— Замолчишь или нет?

Конечно, на этот раз он замолчал. Сердитые конвоиры втолкнули Янне за загородку с такой яростью, что он пробежал несколько шагов, чтоб не упасть.

Халме привели в дом общины под руки, так как от голода и усталости он едва держался на ногах. Собственно, его еще как-то поддерживала лихорадка, которая разыгралась после зябкой ночи, проведенной во дворе, и теперь подогревала последние мгновения догорающей жизни. Стоять он не мог и попросил стул. Его усадили.

В лихорадочном жару его сознание уносилось в сферы зыбкой нереальности, где все уже казалось, в общем-то, безразличным. Когда он услышал о смертном приговоре Силандеру, то вначале испугался, но вскоре вновь обрел равновесие. Он понимал, что ему не стоит защищаться ради того, чтобы повлиять на характер приговора. Поэтому он сосредоточил все силы на том, чтобы сохранить выдержку.

— Признаете ли вы, что четвертого марта сего года в три или четыре часа пополудни приходили в имение барона?

— Примерно в такое время я там был. Не помню точно число.

— О чем вы говорили с бароном?

— Об организации работ в имении... О весеннем севе и о распределении рабочей силы.

— А еще?

— Помню, я просил его подписать обязательство, которое от него требовалось.

— Вы с ним спорили?

— Я — нет. Господин барон, конечно, погорячился, но ведь он был очень вспыльчив. Я помню, его даже оскорбило мое предложение. Но оно было изложено, безусловно, корректно.

— Вы обращались к барону с угрозами?

— Это никогда не было моим обычаем.

— Слуги слышали, как вы сказали барону что-то в таком роде: «Я вам не советую раздражать людей. Может случиться все, что угодно».

— Я, конечно, не могу сейчас точно вспомнить слова, но что-нибудь в этом роде я ему говорил. До меня доходили слухи об убийствах, которые случались в последнее время в разных местах. Я считал своим долгом предупредить его...

— Точно так же вы считали своим долгом позвонить в сельский штаб? Член штаба Альгрен рассказывает: «В штаб позвонил из штаба Пентинкулмы портной Халме. К телефону подошел бывший депутат парламента Хеллберг, из слов которого я понял, что речь шла о посылке к барону сотрудников разведотдела, которые должны были искать оружие