Приз - Полина Дашкова

Застенчиво-кокетливая улыбка. Трепет длинных ресниц. УГригорьева зачесалась ладонь, так хотелось дать мальчику оплеуху в этот момент.Разумеется, он сдержался и произнес самым ласковым тоном, на какой только былспособен.

— Рики, я вижу, вы огорчились, переволновались из-заГенриха. Вам нужны положительные эмоции.

— Да, мне как воздух нужны сейчас положительные эмоции. Уменя у самого чуть не случился сердечный приступ от переживаний, — Рики прижалладонь к груди и помахал ресницами.

— У меня для вас приятная новость, — улыбнулся Григорьев.

— О, как интересно! Я вас слушаю, князь. — Брови домиком, нащеках нежнейший румянец и легкое, как бы случайное прикосновение руки.

— Дело в том, что я здесь гощу у своего старого приятеля. Онрусский, очень состоятельный человек, у него своя вилла. Так вот, онинтересуется современной европейской литературой, не трэшем, а настоящейлитературой, вы понимаете. В Москве у него небольшое издательство. Я рассказалему о вашем романе, книга у меня с собой, он читает по-немецки. Ваш «Фальшивыйзаяц» произвел на него сильное впечатление. Он уверен, этот роман мог бы иметьбольшой успех в России. Он хочет с вами встретиться.

Рики сделал важное деловое лицо, слегка надул щеки.

— Конечно, я готов. Он уже успел прочитать роман?

— Как раз сейчас дочитывает. Я его за уши не могу оттянутьот вашей книги. Читает, и за обедом, и на пляже. Он, безусловно, разбирается влитературе лучше, чем я, и сказал, что ваша книга — событие. Вы писатель согромным потенциалом, причем с международным потенциалом.

Григорьев расслабился. Он не боялся переборщить. Он ужеуспел заметить, что никакая лесть Рики не смущает и не кажется лестью. Юношаискренне верит в свою гениальность,

— Да, князь, ваш приятель действительно разбирается влитературе. Где же он? Мне не терпится пожать ему руку! Как его зовут?

— Всеволод.

— О, старинное русское имя. В древности, кажется, был такойкнязь. Всеволод Птичье гнездо.

— Большое гнездо, — поправил Григорьев, заметив про себя,что юноша неплохо знает русскую историю и в очередной раз вспомнив слова Маши отом, что иногда требуется очень много ума, чтобы выглядеть глупым.

— Он тоже князь, этот ваш приятель?

— Разумеется!

Григорьев взял Рики за локоть, развернул его и повел квыходу.

— Я провожу вас, а потом вернусь к Генриху. Мы могли быпообедать втроем, прямо сегодня. Здесь неподалеку есть русский ресторан. Язнаю, как вы любите икру. Мой приятель ждет в сквере у госпиталя. Сейчас я васпознакомлю. Вы побеседуете, я побуду с Генрихом, а потом мы вместе поедемобедать.

Рики кивал, улыбался, прижимался к Андрею Евгеньевичу топлечом, то коленом. Надувая щеки, болтал о чистоте крови, об эстетизме древнегоязычества и антиэстетизме христианства. О преодолении коллективной ментальностихристианства, зарождении нового, надчеловеческого эго, свободного от всехнравственных и биологических табу.

— Ничто так не сковывает человека, как семья, взаимныеобязанности детей и родителей, — рассуждал Рики, — клонирование позволитизбавиться от этого древнего рабства, от фальши так называемых родственныхотношений.

Григорьев подумал, что юноша уже успел принять дозу. Путь отгоспитального коридора до скамеечки под старым вязом показался АндреюЕвгеньевичу бесконечным. Он с ехидной радостью сдал Рики Кумарину с рук наруки, познакомил их и поспешил вернуться в госпиталь, к Рейчу.

Перед тем как войти в палату, он хотел поговорить с врачом.Коридорная сестра вызвала доктора по селекторной связи.

Доктор, аккуратный маленький толстяк, был облепленбелоснежным хрустящим халатом, как сахарной глазурью. Он любезно улыбнулся,объяснил, что у месье Рейча теперь все хорошо.

— Чем был вызван приступ? — спросил Григорьев.

— Жара. Возраст, — ответил доктор и посмотрел на часы.

— Анализ крови показал наличие каких-нибудь наркотиков?

Доктор нахмурился, покачал головой.

— Честно говоря, я не имею права отвечать на этот вопрос.

— Значит, все-таки наркотики, — вздохнул Григорьев.

— Экстази, — тихо уточнил доктор и добавил еще тише: — Егоможно понять, у него молодой друг. Но во всем надо знать меру. Я уже говорил сним об этом. Кажется, он меня не услышал. Возможно, услышит вас. Если он неостановится, он умрет. Сердце слабое.

— Простите, доктор, еще минуту. Я плохо разбираюсь внаркотиках, но, насколько мне известно, экстази поднимает сексуальную потенциюи вызывает феерическую радость, экстаз. А обратный эффект возможен?

— Почему вы спрашиваете?

— Может экстази вызвать страхи, кошмарные галлюцинации?

— Вы что, наблюдали это у месье Рейча? — доктор слегканапрягся. — Пожалуйста, если можно, подробней.

— Я не наблюдал. Я слышал по телефону, как он кричал, словноего мучили кошмары.

Доктор помолчал, сдвинул тонкие, как будто нарисованные,брови.

— Хорошо. Мы сделаем дополнительный анализ крови нанаркотики. Наш психиатр поговорит с месье Рейчем.

— Благодарю вас, — кивнул Григорьев.

Генрих лежал в отдельной комфортабельной палате, больше похожейна гостиничный номер.

— Андрей, видите, все обошлось. Я не умер, и мне даже ненужна операция. Рики, бедняжка, так волновался.

— Да, я встретил его в коридоре, — Григорьев сел в кресло укровати.

Повисла пауза. Рейч смотрел в потолок. От руки его тянуласьтрубка капельницы.

— Я знаю, вы меня осуждаете, — сказал Рейч, — но что делать,если я не могу оторваться от него. Только с кровью, с мясом.

— Вам нельзя принимать экстази, — сказал Григорьев.

— Доктор говорил мне, — Рейч прикрыл глаза.

— Я звонил вам утром. Рики не позвал вас к телефону. Яслышал, как вы кричали. Что происходит, Генрих?

— Андрей, вас это интересует как профессионала? Вам надополучить информацию от меня, и вы боитесь, что я стал законченным наркоманом, уменя расплавились мозги и я не сумею внятно изложить эту информацию?

— Меня это интересует как человека, который знает вас большедвадцати лет. Мне вас жалко, Генрих. Мне за вас страшно.