Письма к императору Александру III, 1881–1894 - Владимир Мещерский

А рядом индифференты и пугливые люди говорят:

– Вышнеградский человек неизвестный, он умный, это правда, но опасно его назначать министром финансов.

– Да помилуйте, – кричишь им сквозь слезы в ответ, – что вы говорите, Вышнеградский гениальный человек и сверх того осторожный, обдуманный и знающий человек, кроме того он с самолюбием человек, он не возьмется за дело, идя на риск, он возьмется за него с уверенностью. Опасность не в нем и не в его назначении, опасность в нынешнем положении и в нынешних лицах. Одни не ведают, что творят, а другие ведут заговор против Государя, и ведут успешно, они с минуты на минуту, в критический момент, могут посоветовать такую меру, которая разом перекувернет Россию в пропасть. У них кажущаяся осторожность; они держат Россию над пропастью; вся их финансовая система заключается в держании России над пропастью, и малейший, чуть заметный шаг может свалить все в пропасть. Вышнеградский же прежде всего отодвинет Россию от пропасти разом и решительно, и затем, зная, в чем дело, будет знать: что делать?

– Нет, все-таки страшно. Что там еще будет, новый человек и т.д…

А между тем эти же малодушные люди мирятся с нынешним положением только потому, что опасность нынешнего положения тихо подкрадывается и не производит шума.

Этим-то опасность и ужасна, что она без шума подкрадывается и с минуты на минуту может в один печальный день поставить Государя в безвыходное положение.

Симптомы прескверны. Шума действительно нет, но зато есть другое. Каждый день, говоря то с одним, то с другим, приходишь к убеждению, что в финансовом мире, не исключая и Департамента экономии – на все махнули рукою. Лозунг теперь такой: Государя не беспокоить и как-нибудь вести дело, пока оно идет, а там, что дальше будет, après nous le déluge![502] И вот всякие представления теперь о новых расходах просматриваются в Деп[артамен]те экономии с изумительною легкостью. Когда кто протестует, отвечают ему так: не все ли равно, прогорать так прогорать, и строгость в оценке каждого предмета расхода по государственной смете как будто признана ненужною. А рядом с этим еще худшее явление; частные интересы карманов начинают все шире входить в сферу интересов и вопросов государственных. Сахарный вопрос явился скандальным тому доказательством. Что это за вопрос о нормировке сахарного производства, как не вопрос кармана гг. [А. А.] Абаза, [И. С.] Блиох, Бобринских[503] и Кии? К чему он явился? Зачем он попал в Комитет министров? Зачем эта торопливость? И в конце концов, разве не странно и не предосудительно, что в ту самую пору, когда столь важные отрасли промышленности в России, как железная, хлебная и другие, страдают полным застоем и совершенно лишены всякого покровительства Министерства финансов, вдруг то же Министерство финансов с какою-то лихорадочною торопливостью вносит проект будто бы улучшения такой отрасли промышленности, которая менее других нуждается в правительственном покровительстве, так как все сахарозаводчики, из-за интересов которых хлопочет Минист[ерст]во финансов, суть миллионеры, и терпят не убытки, а только уменьшение барышей, когда-то громадных, а теперь умеренных? И высшее правительство поставляется в необходимость рассматривать и обсуждать под предлогом вопроса о нормировке сахарного производства спор из-за карманных барышей между Иваном Ивановичем и [Иваном] Никифоровичем!

Этот эпизод с сахарным вопросом не шутка; это серьезный признак того, до какого падения дошел нравственный уровень в Министерстве финансов, которому нипочем обманывать Государя и общественную совесть и под предлогом государств[енного] вопроса о нормировке проводить и доводить до Комитета министров дело, изобретенное в виде аферы г[оспо]дами Абазою, Блиохом и Книею, и обращать правительство в какого-то маклера для куртажных гешефтов… На этом пути готовится опасность еще грознее для правительства; это уже не взятка, не кража, а прямо продажа государственных интересов или, вернее, продажа ярлыка с надписью: государственный вопрос для жидовских и полужидовских предприятий.

Видит Бог, все это страшно, и опасности от приближающихся туч в нашем экономическом мире растут не по дням, а по часам. Страшно, ужасно страшно, только изменник и враг Государя может в такие минуты молчать.

Пошли Господь решимость Царю!

На вопрос, что делать, я бы прежде всего смел посоветовать Государю – призвать Вышнеградского, и попросил бы его изложить перед Государем его взгляды и мысли. Вышнеградский так ясно и дельно говорит, что слушать его доставило бы Государю наслаждение.

Затем Государь составил бы себе свое личное мнение. Это главное, так как Его личное мнение всегда оказывается безусловно верным…

Гулял сегодня по некоторым кабинетам государственных людей и вынес грустное впечатление или вернее убеждение, что я, увы, прав был в своих вчерашних мыслях в Дневнике. Утром был у [В. К.] Плеве. От него узнал, что вчера в Госуд[арственном] совете вся антикатковская клика напала на графа [Д. А.] Толстого по поводу статей Каткова о сахарной нормировке[504] и об [А. А.] Абазе. В этих замечательно умных статьях Каткова его враги ухитрились найти подкапывание чуть ли не под основы государственного порядка, чуть ли не революционерные действия, и даже воспользовались случаем, чтобы уколоть Толстого за рескрипт на имя Каткова от 30 августа[505], точно он был при чем-нибудь в этом рескрипте.

Итак, вот до чего мы дошли. Члены Государств[енного] совета притворяются, что не понимают, что весь вопрос о нормировке сах[арного] произв[одства] есть карманный вопрос гг. Абаза и Кии, и soi-disant[506] защищая какой-то принцип неприкосновенности члена Госуд[аpственного] совета в лице Абазы в печати, готовы называть изменником и преступником Каткова за то, что он осмелился прилично и безусловно тактично возводить обвинения на Абазу.

Хороша логика у этих господ, хорош их консерватизм. Каткова за нападение на Абазу по сахарному вопросу надо предать чуть ли не смертной казни, а тех, которые, как Абаза и его сподвижники, созидают дутый государственный сахарный вопрос из непроверенных цифр, из ложных выводов, из бесцеремонной замены частных карманных интересов мнимо государственными, и в конце концов обманывают самого Государя, – это неприкосновенные в своем сане и безответственные гог магоги[507], нападение на которых равносильно нападкам на основы государственного строя.