Письма к императору Александру III, 1881–1894 - Владимир Мещерский

Плеве совершенно разделяет мое мнение насчет того, что никакому сахарному вопросу не подобает быть в сфере государственного обсуждения, так как есть вопросы промышленности несравненно важнее сахарного, которые тем же Министерством финансов оставляются вовсе без внимания.

Был у Делянова, который с свойственным ему нюхом предвидел, что вчера в Госуд[арственном] совете ему предстанет участь быть sur la sellette[508] из-за Каткова, [и] послал вместо себя [М. С.] Волконского! Застал у Делянова Волконского. Он между прочим показывал мне интересные цифровые данные по учебной части, собранные по Одесскому учебному округу. Из этих цифр оказывается, 1) что уже теперь в реальных училищах и гимназиях процент мещан и купцов превышает процент дворянской молодежи, и 2) что в этом проценте купцов и мещан евреев на все количество учащихся – в реальных училищах 35 %, а в гимназиях свыше 50 %! Красноречивые данные!

Узнал тоже, что [Н. К.] Гирс надеется в болгарском вопросе по соглашению с Австриею и Германиею найти исход посредством избрания в князья Болгарские – принца Вольдемара Датского! Мы говорили на эту тему. Выход ли это из трудного положения? Трудно сказать: да! Уже одно это, какое критическое положение. Положим, Собрание изберет принца Вольдемара. Но ведь само Собрание признано недействительным и незаконным; значит, и выбор князя Россия должна признать незаконным! А если кандидат России есть в то же время избранный Собранием тот же принц Вольдемар? Как тут быть?[509]

Если бы я смел иметь голос в вопросе, я бы дерзнул советовать не проводить и не сажать на место князя Болгарского принца Вольдемара. Во-первых, это значило бы его, бедного, обречь на тяжелую и мучительную судьбину, а 2) это явится в будущем источником и причиною бесконечного ряда для русского правительства усложнений, затруднений, интриг и фальшивых положений, и свяжет нас невольно с местными болгарскими смутами! Мне кажется, что раз мы не берем себе Болгарию, чем дальше от нее, тем лучше, пусть управляется и живет, как хочет, и чем хуже в Болгарии, тем лучше. Пусть в Сербию обращается, и то нам лучше, чем нам орудовать в Болгарии посредством близкого к родству с русским Домом принца. Его прогнать могут, могут против него сочинить революцию, и тогда что же, опять падение курса, опять тревога и застой, опять вопрос об оккупации, опять веяния войны! Не дай того Бог!

Сегодня вечером был у меня полковник [А. Ф.] Плюцинский. Он, надеюсь, примет на себя быть редактором военного отдела в «Гражданине». Я решился ему сделать это предложение, потому что не желаю даже нехотя давать своему журналу, довольно распространенному между военными, характер или оппозиционного против Военного министерства журнала, или несерьезного и легкомысленного, что легко может случиться, так как по вопросам военным я не сведущ. Ввиду этого я отправился к [П. С.] Ванновскому и сообщил ему о моем решении и о сделанном мною выборе. Ванновский одобрил то и другое, и про Плюцинского сказал, что это один из способнейших офицеров инженеров, которому в вину можно поставить одно только – иногда он бывает слишком односторонен.

На мою мысль об издании для народа и солдат еженедельного издания «Воскресенье» Ванновский отозвался с большим сочувствием, и от слова перешел к делу, приказав напечатать такой циркуляр в приказах по военному ведомству, который может, с Божьею помощью, обещать успех изданию в войсках[510]. Остается только надеяться, что Бог поможет сделать издание достойным такой авторитетной рекомендации.

Плюцинский, коснувшись болгарского вопроса, разделяет мое мнение насчет того, как было бы хлопотно для нашего правительства назначение теперь в Болгарию столь близкого Царственному дому лица в болгарские князья принца Вольдемара, именно потому, что оно связало бы нас с Болгариею в такую минуту, когда по характеру событий, готовящихся и предвидимых в Европе, нам следовало бы желать быть прежде всего свободными от всяких связей где бы то ни было. По его мнению, теперь, пока у нас нет достаточного Черноморского флота, чем дальше от Болгарии, тем лучше. Тут же он высказал довольно меткую и верную мысль. Он сказал так: извольте видеть, насколько мне известно из того, что я в разных сферах мог пронюхать, кандидатура принца Вольдемара считается приятною Гирсу, а Гирсу она приятна, по уверению разных толков, потому де, что она может быть приятна и во всяком случае не неприятна высшим сферам. Отсюда что может выйти? Может выйти, что Германия и Австрия поспешат дать свою санкцию на это назначение, но с тем, чтобы это их согласие занесено было в книгу услуг, России оказанных, quitte plus tard à reclamer le prix de cette complaisance[511] в виде какой-нибудь гадости против нас.

Был у меня сегодня Б. П. Мансуров. Говорили о нормировке сахара.

– Вы за кого? – спросил я.

– Понятно против нормировки, – отвечал без запинки Мансуров, – ведь это чистейший обман; обман во всем. Никакого излишка сахара в России нет. Цены в записке [А. А.] Абазы, обозначающие цифры расходов по производству, показаны зря и никем не проверены. Угроза, что дескать закроются заводы, если не будет введена нормировка, ничем не подтверждаются. Non, – прибавил горячо Мансуров, – cher prince, c’est triste à dire, mais malheureusement c’est vrai, on trompe l’Empereur, c’est une affaire véreuse, qu’on veut faire passer par le Comité des ministres, pour éviter le Conseil de l’Empire, et le Département économique, où ce même Abasa est président; et je regrette de ne pas pouvoir être dans le cas de dire à Sa Majesté: Sire, on Vous trompe… Ce n’est pas une question d’état qu’on Vous soumet, c’est une spéculation de bourse et d’agiotage![512]