Пристанище пилигримов - Эдуард Ханифович Саяпов

спросил он и упёрся в меня бычьим взглядом, от чего ментоловый холодок побежал у меня по спине.

— Ну ты же… — Я запнулся. — … в белых штанах, в белой рубашке, в белых мокасинах. На тебе червоточинки нет. — Я недовольно хмыкнул: разговор явно не клеился.

— Ничего подобного, братишка… — Он опять криво ухмыльнулся и добавил с загадочным видом: — Это у тебя просто «беленькая» начинается, а меня здесь вообще нет и быть не может. Я сейчас за столом, вместе с братвой. Врубаешься?

Я ни разу не видел, как он улыбается, — он всегда был крайне суровым и сдержанным в своих эмоциях, — и поскольку мимические сухожилия его не были приучены к этому «фокусу», то получалась жуткая гримаса, этакая пиратская ухмылка, не сулящая мне ничего хорошего. При этом его чёрные глаза вспыхнули неприкрытой ненавистью, как два разгоревшихся уголька, — таким же взглядом он смотрел на меня в тот момент, когда я лапал Иришку. Тоскливо заныло под ложечкой, и я огляделся по сторонам: вокруг никого не было и только шалый ветерок гонял осеннюю листву по асфальту. «Да-а-а-а, — подумал я, — парень явно не в себе… Натуральная оглобля из человеческого мяса. Интересно, а сколько я продержусь, если он навалится на меня всей своей тушей?»

— Это ты сейчас про своё алиби..? — спросил я и шаловливо хохотнул.

— Мне алиби не понадобится, — ответил он. — Я ведь с тобой просто поговорить хочу.

— А если разговор не заладится?

— Заладится, — успокоил он. — Ты же разумный человек.

— Андрюха, я так думаю, что нам не о чем…

— Вообще-то… меня зовут Алексеем, — скромно молвил он и отвернулся; мне показалось, что он обиделся.

— Сорри! — крикнул я петушиным фальцетом.

«Опять неувязочка, — подумал я. — Хотя какая мне разница… Лёха… Андрюха… Саня… Да все вы для меня — на одну рожу!»

После этого мы опочили на краю полного безмолвия. Время остановилось. Жизнь остановилась. Я только слышал, как бухает его огромное сердце и тихонько поскрипывает лавочка. Мы смотрели на Луну, а она смотрела на нас, пока совершенно не охладела и не спряталась за перистыми облаками, плывущими высоко в небе.

— Ну что, пойдём дальше нажираться, — предложил я, нарушив это долгое невыносимое молчание.

— Посидим ещё, — предложил он.

Я посмотрел на его профиль, напоминающий реликтового человека, и робко произнёс:

— Я знаю, Лёша, о чём ты хочешь со мной поговорить.

— Ну тогда начни ты, — попросил он, переминаясь с одной ягодицы на другую.

— А стоит ли вообще об этом говорить? У меня с Ириной ничего нет, и самое главное — мне ничего от неё не надо. Наши интересы с тобой нигде не пересекаются.

— Не пизди! — Это прозвучало как пощёчина.

— Что?

— А зачем ты её охмуряешь, крутишься вокруг неё, за сиськи лапаешь?

От этих обвинений было трудно отвертеться, но я всё-таки попытался:

— Слушай, Лёха… Ну что мы сейчас из-за какой-то тёлки будем рамсить? — небрежно кинул я, состроив блатную физиономию.

Он чуть приподнялся над лавочкой, но взял себя в руки и произнёс слегка взволнованным голосом:

— Да я… за неё… любому глотку перегрызу.

От этих слов у меня закрутило в животе и очень захотелось до ветру.

— Сечёшь? — спросил он.

— Ладно. Как Вам будет угодно, — миролюбиво ответил я.

А что, я буду спорить с этим быком? Я же не испанский тореро.

— Что от меня требуется? — спросил я деловым тоном.

— Чтобы ты перестал с ней общаться.

— И ты думаешь, это сработает?

— У нас всё было в ёлочку, пока ты не появился.

— Ты что, запал на неё? Или просто амбиции?

— Не твоё дело… А если честно, то я на ней жениться хочу.

— Хорошо. Я отойду от неё и даже сделаю вид, что в упор её не вижу, но завтра на пляже она ко мне подойдёт, а не к тебе, и будет со мной флиртовать. — Мне хотелось добавить в конце фразы «дубина стоеросовая», но я не решился.

— А может, мне в песок зарыться? — продолжал я, повышая градус назидательного тона, а он в это время смотрел куда-то вдаль, словно бронзовое изваяние. — Собрать чемоданы, уехать домой?

Он молчал и даже ни разу не моргнул. Он ждал, когда иссякнут мои слова.

— Ты же понимаешь, что она тебя не любит, — вкрадчиво произнёс я. — А это безнадёжно… Ты пойми, Лёха, что у баб множество путей к нашему сердцу: и через желудок, и через гениталий, и через душу может пролезть, и через мозги просочиться… А у нас нет ни одного варианта, ни единой возможности, если того не захотят на небесах. Женщины выбирают мужиков, а мы в этой игре лишь разменная монета.

— Полюбит, — уверенно ответил Алексей, не поворачивая головы в мою сторону.

— Я никогда не понимал таких ребят…

— Каких?

— Которые выхаживают тёлок любой ценой, а потом рогами цепляются за трёхметровый габарит.

— У меня не забалуешь.

— Ты уверен, что это можно контролировать?

— Короче, давай так… — Он повернулся ко мне своё квадратное лицо и положил на меня такой невыносимо тяжёлый взгляд, что я заёрзал на лавочке, как вошь на гребешке. — Я сам разберусь с этим, а от тебя требуется только одно: займись Анькой, сделай вид, что ты от неё без ума… В конце концов трахни её. Девка-то хорошая. В том смысле, что отзывы очень хорошие от наших ребят. И руками, и ротиком, и попкой своей маленькой такие фокусы вытворяет — никто больше двух минут продержаться не может.

Меня чуть не вывернуло от этих слов.

— А ты в курсе, кто у неё муж? — спросил я.

— Я даже лично его знаю. Реальный пацан. Клёвый. Но эту суку он распустил.

— Вот тебе и пример… Это как вода — в любую щель просочится.

— Для таких, как Аня, секс — это наркотик, ради которого они рискуют всем, даже собственной головой… Но Иринка… она… по-другому воспитана… У неё — иудейские