Пристанище пилигримов - Эдуард Ханифович Саяпов

жутковато, и приходилось идти практически наощупь. В конце туннеля, со стороны моря, тускло просвечивала луна. Я, как истинный джентльмен, обнял её за талию, — она была очень гибкой, и валики спинных мышц плавно перетекали в очаровательные округлости. В тот момент Аня тарахтела как из пулемёта, и я не мог понять, о чём она говорит, хотя понимал отдельные слова. Обычно я впадаю в это состояние через полчаса общения с любой женщиной: вербальный спам переполняет мою оперативную память, и сознание перечёркивает красное мигающее сообщение «Access denied».

Чудовищная усталость разомкнула мой мозг. Правое и левое полушарие перестали взаимодействовать, и мне показалось, что я нахожусь параллельно в двух разных мирах и в двух разных ипостасях, — неуловимые очертания новой реальности начали проявляться именно в темноте. В тот момент я ещё не знал, что это расстройство психики называется делирием.

Этот процесс вызвал во мне довольно интересные метаморфозы: я начал понимать, что наш мир не материальный и что вокруг нас раскинулась загадочная фата-моргана, сотканная из виртуальной пустоты, а если быть более точным — из волновых возмущений условного пространства. До меня вдруг дошло, что после смерти изменится не место моего пребывания, а функция моего пребывания в этом пространстве. В какой-то момент я подумал: «А ведь я постепенно перехожу в новое качество. Я умираю для этой жизни и рождаюсь для новой. По всей видимости, мне осталось ещё недолго…»

Когда мы выбрались из этого бесконечного туннеля, мерцающая гладь раскинулась перед нашими глазами. Мы постояли какое-то время на возвышенности, вдыхая полной грудью морской прибой, и начали спускаться по каменной лестнице.

А потом я смотрел, как она заходит в море, рассекая бёдрами лунный шлейф. Это было красиво, но не более того… Я не испытал в тот момент сексуального возбуждения, а смотрел на неё глазами патологоанатома: Анечка была для меня всего лишь набором определённых костей и мышечных тканей, а секс уже не являлся для меня сверхзадачей, как для многих мужчин, — я стал человеком, который опроверг основную догму нашего существования и задался вопросом: «К чему эти бессмысленные телодвижения?»

Влечение к женщине — реакция совершенно рефлекторная, не имеющая никакого отношения к осмысленным актам. Гетеросексуальное восприятие мужчины базируется на нескольких мотивационных установках, навязанных нам природой для размножения. Ничего сложного или возвышенного в этом нет, но осмыслить это практически невозможно: почему я должен хотеть именно женщину, а не мужчину или антилопу-гну?

Аня играла со мной, не понимая, что это совершенно бесполезно. Она резвилась, восторженно хохотала, набирала в ладошки воду и подбрасывала над головой.

— Ну что ты там застрял?! Снимай штаны — плыви ко мне! — кричала Анюта; сверху на неё сыпались «бриллианты», и в лунном свете, как на рентгеновском снимке, через кожу просвечивал белый скелет.

— Вода холодная, — отнекивался я, хотя ночка была удивительно тёплой.

И вот она выходит из моря, ломая стройные ножки о каменистое дно, а я в это время сижу на корточках и любуюсь явлением современной Афродиты. Она подходит вплотную — я вижу её гладко выбритый лобок и мокрые ляжки. Она опускается передо мной на колени и целует в губы — мы валимся на камни, которые ощутимо врезаются в мою спину. При этом я чувствую исходящий от неё терпкий запах вожделения в купе с алкогольным амбре. Сочетание этих ароматов возбуждало меня с первых дней половой жизни, но именно в тот момент я испытал отвращение, хотя продолжал по инерции облизывать её скукоженный от холода сосок. Потом я спустился чуть ниже и почувствовал, как натянулись мышцы её живота, — она выгнулась, встала на мостик, и лобок её оказался у меня практически перед носом.

— Поцелуй меня… — сказала она прерывисто, хриплым голосом, переходящим в шёпот, и рука её властно легла на моё чело; кульминационное «туда» растворилось в шуме прибоя.

— Что ты сказала? — спросил я, хотя прекрасно понял, на что она меня подбивает.

— М-м-м-м, — промычала она, словно голодная корова, и крикнула со злостью: — Поцелуй мою киску! Какой же ты глупый!

— Я не глупый, — сказал я, состроив обиженную физиономию. — Я брезгливый. Ко всему прочему в тюрьме мне дали понять, что это западло.

Она тихонько скрежетала зубами, находясь в каком-то невменяемом состоянии.

— Я даже понятия не имею, как это делается, — нудно моросил я, а она вдруг закинула мне ногу на плечо и попросила дрожащим голосом:

— Хватит болтать!

«Не-е-е, так дело не пойдёт», — подумал я, сбрасывая её с небес на землю.

— Что с тобой? — встрепенулась Анюта, когда я отодвинулся от неё и начал смотреть в даль, обхватив колени руками. — Ты что, обиделся? Ну не хочешь делать куни — не делай. Я же не заставляю тебя. Ты такой странный!

Я ничего не ответил.

Моё молчание являлось продолжением той тишины, которая воцарилась в мире. Всё замерло в полном безмолвии: и бледно-голубая луна, и мерцающие звёзды, и невесомые облака над кромкой горизонта, и даже волны на поверхности моря…

Железобетонные сваи и чёрный проржавевший тельфер отбрасывали длинные тени, создавая иллюзию апокалиптического сюжета. Лодочная станция и пляжные постройки напоминали в сумерках оборонительную береговую линию. Рябая штукатурка, казалось, была испещрена пулемётными очередями. Узкие окна с решётками напоминали бойницы.

— Ну что ты всё маешься? — спросила Аня насмешливым тоном.

И вдруг я обратил внимание на одинокий шезлонг, оставленный кем-то на дальнем волнорезе. В ярком свете луны его силуэт был настолько отчётливым, что в какой-то момент я увидел сидящего в нём человека. Он притаился и украдкой наблюдал за нами — периодически выдвигался за край спинки и вновь сливался с ней. «Может, мне просто мерещится?» — подумал я, вглядываясь в даль, и меня начал переполнять безотчётный ужас: всё моё тело покрылось «гусиной» кожей, и сердце ударило в набат.

Со мной нечто подобное уже происходило на море, и случилась эта паническая атака в Абхазии в августе 1992 года. Это случилось ночью, когда я шатался, пьяный, в прибрежной полосе пограничной заставы, недалеко от селения Киндги. Меня вдруг охватил такой ужас, что в глазах потемнело и я чуть не потерял сознание, но в последний момент взял себя в руки и кинулся наутёк. Всю дорогу до посёлка, в котором гуляли и пили