Гагаи том 1 - Александр Кузьмич Чепижный

в глаза Викентию Петровичу — не подыскивая смягчающих слов и обтекаемых фраз. Однако он сдержался, этот бывший матрос, умеющий, если надо, рубить с плеча. У него хватило такта, особенно не задевая по-интеллигентски сверхчувствительное самолюбие Викентия Петровича, высказать все, что думал.

«Хорош же ты, Викентий, — прогудел, хитровато щурясь — хорош... А если без шуток, поскольку возлагаешь ответственность на меня, — тут уж я вправе выбирать себе спутников».

Так совершенно неожиданно пришла мысль о том, что в пробный рейс отправится и он, Дорохов. Этим только и удалось отстоять Тимофея Пыжова и его бригаду.

Вот почему первый тяжеловесный состав ведет Тимофей Пыжов. Вот почему Клим оказался у него на паровозе.

А станция уже осталась позади. И, вырвавшись на простор, поезд все убыстрял и убыстрял свой бег. Клим прислушивался к грохоту, следовавшему за ними по пятам. На закруглениях бросал тревожные взгляды в конец состава.

Да, тревога и надежда, эти очень разные чувства, никогда еще не соседствовали в нем так близко, как сейчас. Но он умел владеть собой. Он ничем не высказывал своего беспокойства. Все такой же медлительный внешне, он остро схватывал все, что происходило в паровозной будке. Вот Андрей закачал в котел воду. Вот развернулся к совку с углем, схватил лопату и тут же резко послал корпус в обратную сторону, навстречу молочно-белому огню, пылающему в топке. Пламя на мгновение вспыхнуло в зло сощуренных глазах, знойными бликами пробежало по разгоряченному, напряженно-дерзкому лицу. Но Андрей уже вне его власти. Потом снова крутой поворот и встреча с огнем. Помогает ему кочегар. Топят «вприхлоп», чтобы напрасно не выхолаживать топку. Ванюра открывает створки дверки лишь в тот момент, когда Андрей готов бросить очередную порцию угля. У них это здорово отработано.

Потом Андрей, натянув поплотней рукавицы, вбросил в топку острие резака. И опять начался поединок человека с огнем. Андрей то бросался вперед, прикрывая рукавицей лицо, то отступал. Тяжелый резак вспорол спекшийся жар. Пламя загудело сильней, яростней. Задымилась рукавица. Андрей, не замечая этого, с новой и новой отвагой делал выпады, будто дразнил ревущего в топке зверя, будто играл с ним. Но, видимо, Андрей прекрасно знал его коварный норов — нет-нет и косился на водомерное стекло.

Клим перевел взгляд на механика. Тимофей стоял у себя за правым крылом, подавшись вперед, — весь внимание и настороженность.

Клим поймал себя на мысли, что он здесь совершенно ненужный, лишний человек, что и без него все шло бы вот так четко и слаженно, вот так по-настоящему красиво. И ему даже стало обидно, что ничего не может внести от себя в этот хорошо сработавшийся ансамбль, живущий одними заботами, стремящийся к единой цели, настолько спаявшийся в труде, что казался наделенным единым дыханием.

Но Клим уже и тому был рад, что увидел эту маленькую трудовую ячейку в деле. И ее труд представился ему прообразом труда в новом, коммунистическом обществе. И он уже думал о том, как использовать этот пример трудового братства в политической работе...

Югово проследовали, почти не сбавляя ход. И снова, как в минувшую скоростную поездку, но на этот раз заблаговременно предупрежденный, весь персонал станции высыпал на перрон взглянуть на необычный маршрут. Паровоз давно скрылся за выходным светофором, а вагоны все бежали, бежали вслед, и под ними прогибалась колея, вместе, со шпалами пульсируя на балластной подушке.

Клим сверил время. На первом отрезке пути сэкономили что-то около семи минут. Выигрыш во времени отметил про себя и Тимофей, хотя в нынешней поездке не стояла задача скоростного пробега. Просто нужно было доказать возможность вождения тяжеловесов. И Тимофей время от времени притормаживал. В связи с увеличением массы состава возрастала инерция, а следовательно, и тормозной путь. Это надо иметь в виду, надо предвидеть, чтоб не опростоволоситься, как при отправлении.

Тимофей посмотрел на манометр. Пара — больше чем достаточно. Невольно подумал: «Сейчас бы давануть на большой клапан». Только нет, нельзя рисковать. Перед поездкой они с Климом имели возможность все продумать, обо всем договориться. Решили сначала отработать каждый элемент в отдельности, а потом уже сливать их воедино — в скоростную езду тяжеловесов. Такой вывод не случаен. Они не хотели, да и не имели права из-за какой-то, может быть, случайности, из-за того, что не хватило выдержки, ставить под удар свое выстраданное...

Тимофей, конечно, сознавал всю ответственность задуманного дела. Он вел поезд как нельзя лучше. Но мысль дать на всю железку подзуживала и подзуживала. А тут еще Дорохов вздумал высказать свои впечатления стоявшему рядом с ним Андрею:

— Молодцы. Хорошо идете.

— Да-да, — подхватил Андрей. И с присущей ему прямотой, нисколько не скрывая иронии, добавил: — Улита едет, когда-то будет, колосник ей в бок.

— Однако ты ершистый, — сказал Клим.

И снова Андрей не полез в карман за словом:

— А нам и нельзя быть иными. С огнем дело имеем. А оно же известно: с чем поведешься, того и наберешься, — на ходу переиначил известную пословицу.

Дорохов усмехнулся, перевел взгляд на Тимофея и в его глазах вдруг увидел такой же, как и у Андрея, лихорадочный пламень нетерпения. Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза. Тимофей безмолвно спрашивал и ждал. Клим — колебался, взвешивал. Он сразу понял, что от него хотят. Но ему надо было время, чтобы подготовить себя к решению. А рассудок уже напоминал, что в каждом открытии, в каждом эксперименте всегда есть элемент риска — разумного, опирающегося на знание дела, а иногда лишь на убежденность, что без дерзания просто невозможен прогресс. И ему ведь очень хотелось стать ближе этим ребятам, почувствовать себя частицей их дружного коллектива, а не сторонним наблюдателем.

Поистине нет ничего быстротечнее человеческой мысли. Сомнения, раздумья и выводы, к которым пришел Клим, заняли какие-то секунды. Не успел Тимофей отвести взгляд, как уже получил ответ на свой немой вопрос. И, чтоб у него не оставалось на сей счет никаких сомнений, Дорохов сказал коротко, по-флотски:

— Добро!

После этого Клим уже не мог усидеть на месте. Ему не терпелось ощутить этот миг, когда в паровоз, как говорит Ванюра, «одним махом вселяется тысяча чертей».

Но Тимофей не торопился. Уж он-то знает, какая мощь врывается в цилиндры. Тут надо с головой все делать. Следует подумать о том, чтобы не допустить обрыва — вон какая тяжесть грохочет позади! Не случайно время от времени он притормаживает, поджимая состав на себя..

Тимофей выжидал. Как только состав пошел