Ментор черного паука - Нина Малкина

— Что же вы, господин Брин, до сих пор мучаете честную подданную Квертинда? — спокойно пожурил его Опарин, не отрывая от меня глаз. — Нашлось ваше прошение, леди Горст.

От удивления я схватилась за стену и выронила кинжал. Он с громким звоном прокатился по каменному полу, и Карит поймал его, придавив сапогом.

— А жаль, — он подкинул моё оружие и, перехватив его за остриё, протянул мне рукоятью. — Хороший бы получился стязатель.

* * *

До консульства мы добрались очень быстро.

Каас гнал капрана так, что тот едва не задыхался. Я старалась не отставать.

Меня одолевало смятение. Мысли неслись быстрее капранов, отказываясь подмечать мелкие детали. Может, это ловушка? Может, они каким-то образом узнали о нашем плане побега и решили перехватить? Тогда зачем увозить нас из Кедровок? И почему не сразу в Зандагат? Ничего нельзя было сказать наверняка, и вряд ли кто-то мог ответить на эти вопросы. Но одно я знала точно: никакого прошения я не подавала. И не подписывала. Даже ничего похожего на прошение.

Внутри здания на этот раз было людно. Улыбчивая девушка, которая ночью сообщила мне время до Верховного Совета, до сих пор была на своём нелепом посту. Бордовые работники сновали туда-сюда, увлечённые своей канцелярской деятельностью. Посетители из самых разных слоёв общества мялись у столов в ожидании, потряхивали пергаментами и ругались. При виде троих стязателей они замолкали и прятали взгляды. Должно быть, каждый из них знал, что невиновных в Квертинде не бывает. Стоит кому-то из консулов захотеть — и ты будешь сидеть в застенках, даже если всю жизнь добродетельно служил Девейне. Странно, но я никогда раньше не думала о политике. Я жила, ела, спокойно спала, отмечала праздники, радовалась жизни. Мне и в голову не приходило, что законы могут быть несправедливыми, а их исполнители — бесчувственными и равнодушными к человеческой судьбе.

— Леди Горст, — консул Рутзский поднялся мне навстречу, как только мы вошли в кабинет. — Квертинд виноват перед вами. Понимаю, что мои извинения не умаляют ваших страданий, но всё же позвольте выразить искреннее раскаяние. Это досадное недоразумение.

Вряд ли холодный взгляд его милости мог вообще что-то выразить. Одет консул-наместник сегодня был в традиционные иверийские цвета, что говорило о том, что эту ночь он провёл дома. В отличие от меня. Кажется, я насквозь пропиталась затхлым запахом каземата, кислым потом Нины, сыростью коридоров и кедровой смолой. Но сейчас это меня нисколько не волновало, и я смотрела на его милость дерзко, даже с вызовом. Пожалуй, я пропиталась не только запахом заключения, но и некоторыми убеждениями, что утвердили во мне неприязнь к власти.

— Вы нашли прошение? — мне не хотелось слушать умасливающие речи консула, которые только раздражали.

— Представляете, прямо сегодня ночью пришло, — охотно перешёл к делу консул. — Что же вы сразу не предупредили, что заранее подали прошение в Лангсорд? Я понимаю, что ваше право — обратиться в любое из консульств королевства, но это бы облегчило поиски. И, возможно, позволило бы избежать щекотливого эпизода.

— Щекотливого эпизода? — противный хохот сам собой вырвался из моей груди.

— Вы возмущены, это нормально, — консул элегантно взмахнул пальцами, испачканными в чернилах. — Я тоже возмущён. Прошение должны были прислать сразу после одобрения, ещё три месяца назад. По закону оно должно храниться в консульстве по месту вашего проживания. Мы с вами оба оказались жертвами длительной проволочки.

— Так я свободна? — я старалась придать голосу уверенности, но пугливые нотки выдавали меня. — Могу ехать в академию?

— Как только лично подтвердите подлинность, — улыбнулся его милость.

Консул отошёл к столу, и я оглянулась на стязателей. Мне уже не нужна была охрана, но, по-моему, они просто хотели узнать, чем закончится эта история. Мы с Каасом обменялись взглядами. Выглядел он уставшим, не лучше меня: под глазами залегли круги, волосы спутались от быстрой езды. Я вздрогнула, когда под моим носом появился лист пергамента.

Я трижды пробежалась по строчкам, не веря своим глазам. В то время я ещё жила на озере вместе с отцом и не собиралась ехать в Кроуниц. И даже не знала Джера. Сзади подошёл Каас и заглянул через плечо, чем вызвал недовольство его милости. Два других стязателя тоже не удержались, как будто у меня в руках была какая-то диковинка.

— Как видите, на нём стоит консульская печать, значит, никаких проблем с законом у вас больше не возникнет, — пояснил консул. — Но вы должны подтвердить, что это писали вы. Это ваше прошение, леди Горст?

— Моё, — голос хрипел, к горлу подступил ком, глаза затуманились. — Да, это я писала.

Я говорила уверенно и при этом не ощущала ни малейшего укола совести. Но так же, как и в прошлый раз, стоя на этом ковре перед его милостью, я пошатнулась от осознания.

— Что ж, — Орлеан Рутзский забрал у меня пергамент. — В таком случае не смею вас больше задерживать. В Претории любой из консулов королевства может подписать прошение, поэтому часто возникает путаница. Отдохните хорошенько и не держите на нас зла.

— Не буду, — бездумно буркнула я, стараясь вдохнуть.

— Вижу, вам дурно, — участливо заметил консул. — Такое бывает с молодыми девушками. Вы ещё неплохо держитесь, леди Горст. Стязатель проводит вас в академию, прямо до двери вашей комнаты. Или до целительского крыла, если возникнет необходимость. Не будем нарушать внутренних правил учебного заведения. Господин Брин, думаю, вашего сопровождения будет достаточно. Кажется, леди Горст вам симпатизирует.

— Покоряюсь воле вашей милости, — Каас бережно поддержал меня. — Я провожу леди Горст.

Ноги сами развернули меня и понесли прочь из кабинета. Всё разрешилось лучше, чем я могла предположить ещё несколько часов назад. Мне больше не угрожали ни Зандагат, ни Пента Толмунда, ни даже Кедровки.

По воле чьей-то милости я снова стала студенткой Кроуницкой королевской академии. Это означало, что я смогу продолжить учёбу, увидеть друзей и… разум запнулся, забуксовал, как дилижанс Миллу в луже размякшей после дождя провинциальной дороги.

Конечно, это было не моё прошение. Я не имела к нему ни малейшего отношения. Но я узнала почерк. Поток лиц, бордовых мантий, охранная арка, мостовая и скальная архитектура Кроуница слились в одно-единственное слово, написанное напротив моей фамилии небрежным мужским почерком.