История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1 - Луи Адольф Тьер

деле, говорил Наполеон, с ним больше не хотят вести переговоров; хотят уничтожить и его самого, и его династию, а главное, Французскую революцию, и все предложения о переговорах – только ловушка. Если новое предложение о переговорах искренне, вероятно, ему готовят настолько унизительные условия, что они его обесчестят. Согласиться на подобное – невозможно! Для него, простого солдата, сойти с трона и даже умереть за него – ничто в сравнении с бесчестием. От него требуют невозможного, ибо требуют его собственной чести.

Не переставая на протяжении нашего долгого рассказа порицать политику Наполеона, находя ее бессмысленной и безрассудной, а всякие притязания за пределами Рейна и Альп – пагубными, осмелимся сказать, что на сей раз Наполеон видел дальше своих советников; но, как часто случается, его уже не слушали и ему не верили, потому что он слишком долго был неправ. Лишившиеся иллюзий дипломаты и доведенные до изнеможения генералы заклинали Наполеона остаться императором, и им было уже безразлично, какой станет его империя. Если он по-прежнему будет императором, они тоже сохранят то, что у них еще есть. А потому одни из любви, другие от усталости, некоторые из желания самосохранения говорили ему: «Спасите, сир, ваш трон – и вы спасете всё».

Наконец, поскольку тревога нарастала с часу на час, Наполеон, не желая уточнять жертвы и рассчитывая на гордость и патриотизм Коленкура, дал ему карт-бланш. Он не без основания надеялся, что Коленкур не сочтет это разрешением пойти на последние жертвы, и, вместе с тем, если придется пойти на уступки, чтобы вырвать столицу из рук неприятеля, будет свободен в выборе и сможет спасти ее. То была своеобразная уловка по отношению к самому себе, Коленкуру и чести, как он ее понимал, ибо так Наполеон и не уступал ничего, и уступал природные границы. Добавим, что это оказалась единственная слабость великого характера, вырванная у него настойчивыми просьбами соратников и министров, которая, впрочем, как мы вскоре увидим, была мимолетной.

Отправив Коленкуру разрешение действовать, Наполеон отдал несколько приказов применительно к крайним обстоятельствам, в которых оказался. Его упорное молчание в отношении Мюрата склонило того, наконец, к переговорам с Австрией. Условия его отступничества были следующими. Мюрат сохранит Неаполь и откажется от Сицилии, в возмещение за которую получит провинцию на материковой части Италии. Взамен он обещает выдвинуть против принца Евгения тридцать тысяч человек. Мюрат сдержал слово и выдвинулся к Риму, затем послал одну дивизию на Флоренцию, а другую – на Болонью. Он не объявлял о своих намерениях войскам, ибо у него осталось достаточно добрых чувств, чтобы краснеть за свое поведение, и достаточно хитрости, чтобы не говорить французским офицерам, в которых он нуждался, что намерен использовать их против Франции. Он потребовал, чтобы генерал Миоллис сдал ему замок Святого Ангела, а принцесса Элиза – цитадель Ливорно, заявив, что их оккупация необходима для исполнения замыслов императора. Миоллис и принцесса Элиза ответили отказом.

Наполеон приказал Фуше вновь отправиться в штаб-квартиру Мюрата и договориться о сдаче укрепленных постов, которой требовал король Неаполитанский, при условии сохранения личной свободы и собственности французов. Но в душе он поклялся отомстить Мюрату за столь черную неблагодарность и тотчас задумал причинить ему весьма серьезное неудобство. Туманное указание в договоре с Австрией на провинцию в материковой части Италии позволяло Мюрату надеяться на получение всей центральной части полуострова. Однако возвращение в Италию папы стало бы для притязаний Мюрата почти непреодолимым препятствием. Как мы знаем, Наполеон отправил Пия VII в Савону. Теперь он приказал отвезти его к аванпостам и объявить, что он волен вернуться в Рим. Так закончилась еще одна драма, столь похожая на испанскую: отправкой восвояси государя, земли которого Наполеон хотел забрать себе, изолировав его самого, и которого теперь был счастлив отпустить в надежде найти спасение в отказе от прежнего решения!

Гораздо важнее, чем Мюрат и папа, была возможность предоставить Италию самой себе, что стало еще одним запоздалым отказом от прежних решений. Наполеон предписал принцу Евгению спешно отступать на Турин, Сузу, Гренобль и Лион, чтобы двигаться на помощь Франции, сохранить которую было куда важнее, чем Италию.

Наполеон отдал последние приказы и в отношении Фердинанда VII, который по-прежнему сгорал от нетерпения вновь обрести свободу. Пришли, наконец, известия от герцога Сан-Карлоса. Он встретился в дороге с членами регентства, которые после долгих колебаний покинули Кадис и решились вернуться в Мадрид. Герцог увиделся в Аранхуэсе с ними и с главными деятелями Кортесов. Ответ не удивил никого. Прежде всего, они не желали отделяться от англичан, с которыми надеялись вскоре вторгнуться на юг Франции; не спешили они и возвращать Фердинанду VII власть, которой он мог вскоре воспользоваться досадным для них образом. По этим двум причинам они отказались примкнуть к договору, заключенному в плену, и с выражениями бесконечного сожаления, повиновения и преданности объявили, что признают подпись короля только тогда, когда он окажется на испанской территории и обретет полную свободу. К тому же они ссылались на весьма благовидный предлог: на статью Кадисской конституции, которая недвусмысленно заявляла, что всякая договоренность короля, подписанная им в плену, считается недействительной. Герцога Сан-Карлоса отправили обратно в Валансе, и несчастный Фердинанд впал в отчаяние.

На колебания уже не оставалось времени. Лучше было подвергнуться риску обмана со стороны Фердинанда VII, нежели удерживать его в плену, ибо это неизбежно возвращало нас в состояние войны с испанцами и вынуждало оставлять на Адуре войска, столь необходимые на Марне и Сене. Соответственно, Наполеон распорядился освободить Фердинанда и остальных испанских принцев, тотчас отправить их к маршалу Сюше, потребовать от них слова чести в отношении исполнения Валансейского договора и попытаться таким образом вернуть хотя бы гарнизоны Сагунто, Мекиненсы, Лериды, Тортосы и Барселоны. Если Сульта, удерживаемого в Байонне присутствием англичан, невозможно было отвести на Париж, то Сюше, имевшего дело с армией куда менее грозной, можно было отвести на Лион. Наполеон вновь предписал ему направить в Лион все войска, без которых он мог обойтись в Руссильоне, и приготовиться выдвинуть туда же остальную армию. Если бы Сюше привел в Лион 20 тысяч человек, а принц Евгений – 30 тысяч, исход войны, очевидно, мог бы оказаться другим.

Отправляя приказы 4, 5, 6 и 7 февраля, Наполеон использовал эти дни для наблюдения за движениями неприятеля и отдал еще несколько приказов, относившихся к обороне Парижа. Тревога в столице нарастала с каждым попятным шагом Макдональда на Марне. Жозеф требовал инструкций в отношении Марии Луизы и короля Римского и спрашивал, нужно ли в случае опасности оставлять их в Париже. Речь