Redrum 2017 - Евгений Олегович Шиков

захлёбываясь собственной кровью. Пули легли, как стежки швейной машинки, по одной линии: пробили предплечье, раздробили ключицу и разорвали горло.

— Сейчас бы гранат, — процедил Радовский сквозь зубы и прицелился в окно.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

«Тихая ночь, священная ночь…» — поётся в рождественском гимне. Ни того, ни другого в этот час не осталось. Грохот перестрелки разбудил деревню. За канонадой ружейных и автоматных выстрелов никто не услышал, как лопнула верёвка. Отяжелевшее тело маленькой и хрупкой девочки, которой даже не исполнилось семнадцати лет, с силой ударилось о промёрзшую землю. Труп шевельнулся.

Дьявольская сила, призванная из самой преисподней, наполнила одеревеневшие члены. Лиля чувствовала себя разбуженной от глубокого сна, призванной обратно под мрачные небеса против своей воли. Она посмотрела на небосвод мёртвыми глазами и не узнала созвездия. Ночное небо было мертво.

Сила растекалась по её венам, забитым свернувшейся кровью. Первые движения были неуклюжими, как у новорожденного телёнка. Она попыталась встать на четвереньки, но конечности разъехались, и она повалилась обратно. Она чувствовала силу, разогревающую её изнутри, но и бесконечный голод, словно в самом центре её души зияла ненасытная дыра.

Ожившая Лиля с силой вогнала пальцы в промёрзшую землю. Несколько фаланг сломались, почерневшие ногти сорвались с мёртвого мяса. Но она не чувствовала боли. Как сапёрной лопаткой она взрезала и выворотила чёрные куски мёрзлой земли и засунула в рот. Жевала. Зубы вылезали из обескровленных дёсен. Но она продолжала жевать, раздирая рот. С каждым комом земли, проваливающимся в пересохший пищевод, она становилась мощнее. Сила родной земли наполняла безжизненную оболочку. Она не Лиля, а хаос. Она обрела сокрушительную мощь тяжёлого танка «Иосиф Сталин-2». Она не знала пощады, потому что не знала никаких чувств, свойственных человеку. Она была чуждой самой жизни.

Насытившись землёй, Лиля испытала новый позыв. От холодных комьев, смешанных со снегом и льдом, утроба неприятно сжалась, изнутри ломило. Теперь ей нужна была горячая, бьющая ключом, напоённая жизнью кровь. Медленно она поднялась на ноги и двинулась ломаной походкой к ближайшей избе.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Радовский попался в капкан.

Сперва ему казалось, что поленница хорошее убежище, но немец не давал выйти. Стреляли аккуратно, словно выковыривая из-за наваленных дров. Пули расщепляли чурбаки, обваливали кучу, делая её всё меньше. Щепки летели во все стороны, и сосновый верешок, как игла, глубоко вонзился в щеку партизана. На морозе чувство боли притупилось, но вкус собственной крови пьянил по-дурному. В голове шумело и хотелось совершить глупость, броситься в лобовую на крохотные избяные оконца, откуда велась пальба. Струйка крови стекла по щеке, и Радовский утёрся. Царапина — плохая примета.

В перерыве между выстрелами громко крикнули:

— Хэй!

Условный знак, что ещё одного товарища подстрелили. Нападение захлебнулось, надо было отступать. Когда вдруг, как по волшебству, из дома перестали стрелять. Ещё мгновение спустя автоматная очередь раздалась внутри избы.

— Неужто кто-то из наших пробрался? — обрадовался Радовский.

Не мешкая, он вскочил на ноги, перебежал под самые окна и привалился к стене. Сердце бешено бухало, а на тонких губах расплылась довольная улыбка. Внутри поднялась суматоха, кричали по-немецки и стреляли.

Радовский наощупь проверил затвор, перекрестился, чего давно не делал, и выпрямился прямо перед окном. Выстрелил. Передёрнул затвор. Выстрелил. Передёрнул затвор. Выстрелил. Повалился на снег и пополз к сеням.

В свете ружейных всполохов он видел, как все три выстрела попали в серошинельную спину. Солдата опрокинуло лицом вперёд, и тот больше не шелохнулся. Но в глубине избы, на долю секунды, он увидел неясную фигуру. Белесое голое тело, цветом напоминающее опарышей.

— Чертовщина какая-то. Привиделось.

В избе истошно закричали.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Лиля вошла через заднюю дверь, которую караулил Христиан. В её изъеденной и покрывшейся плесенью памяти встала картинка — маленький человечек держит перед глазами странный аппарат с мёртвым стеклянным глазом и вращает ручку.

Пустое воспоминание.

Христиан, с рождения наделённый острой интуицией, сразу понял, кто стоит в дверях. Поэтому и не успел выстрелить. Разум отказывался верить, что мёртвые оживают.

— Heilige Mutter!

Тварь, которая когда-то была Лилей, молниеносно выкинула руку вперёд и скомкала лицо немца, как лист бумаги. Пальцы провалились вовнутрь и покрылись кровью. Она поднесла ладонь ко рту и жадно облизала.

Когда немцы спохватились, что враг пробрался внутрь, было уже поздно.

Они метко стреляли в призрака с отсечёнными грудями, но разве можно убить то, что уже мертво? Пули рвали бесполезную плоть и могли только на короткий шаг задержать Лилю. Она переходила от человека к человеку и рвала их на части.

Схватила одного из офицеров за челюсть и лёгким движением вниз оторвала её. Даже с вывалившимся по грудь языком он продолжал кричать. Тогда Лиля повалила его и откусила вырост, похожий на толстую змею.

Лиля отвлеклась всего на мгновение, но достаточное, чтобы агонизирующий Раух выхватил люгер и выстрелил ей прямо в лицо. Холодную мёртвую кожу обдало облаком раскалённых пороховых газов. Пуля вошла над левой бровью и выломала заднюю крышку черепа. Но Лиля только пристальнее посмотрела на свою добычу. Поломанными и зазубренными ногтями она разорвала Рауху горло и переломила позвоночник.

Она встала, покачиваясь. Из черепа, как из разбитой вазы, вываливались куски мозга, обломки кости и ошмётки кожи, смешанные с окровавленными пучками волос.

В углу Лиля заметила ещё одну добычу. Немец вжался в стену, словно пытался просочиться сквозь щели меж брёвен. Но в кромешной темноте его белое перепуганное лицо сияло, как железнодорожный фонарь. Она разорвала несчастному живот и вынула внутренности. Длинный кишечник она наматывала на руки, словно кудель. Время от времени отрывая зубами куски. Затем вонзила пальцы в коричневую подушку печени и перед самой смертью немец, узнал, что у боли нет предела.

Со стороны окна раздались три выстрела. Но всё это было неважно. Всё неважно, кроме дьявольского голода, который надо утолить.

После Лиля размозжила голову солдату, которому повезло умереть от пуль Радовского. Она зачерпывала серый в красных прожилках мозг и жадно жрала. Мозги были самым вкусным. Как жирные сливки на поверхности молока.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Радовский ворвался в избу, когда крики и выстрелы внутри смолкли.

— Алексей, Пётр, кто здесь?

Он прошёл в тёмную комнату, и поскользнулся на мокром и липком полу. При падении больно стукнулся головой, в глазах вспыхнули яркие