Redrum 2017 - Евгений Олегович Шиков

плохого предчувствия сердце в груди, выскочила Горана из дома. Там ее встретили бледные мать и тетки.

— Детонька моя, — заплакала мать.

— Что случилось? — закричала Горана.

— Драже разбился. На охоте был… с обрыва упал.

Горана упала на колени и зарыдала.

Тело Драже Божовича вытаскивали из пропасти до глубокого вечера. А после главы трех семей собрались в доме деревенского старосты и стали решать, что им делать дальше.

Покойный Драже был единственным сыном своих родителей. Кузены его были женаты. И у Станковичей все парни пристроены. Выходило, что жениха для Гораны в Штефанице было не найти.

— Не только у тебя больше нет сына, — еле сдерживая слезы, произнес Вук Милетич. — Теперь у меня нет наследника. Кто ж незамужней бабе наследство доверит?

— Есть одно средство, — сказал тогда Радко Станкович. — Не стоит отменять свадьбу, кумы.

Мужики опешили.

— А что тут такого-то? — продолжил Радко. — Браки на небесах заключаются. Зато дочери твоей Горане — права вдовы на дом и хозяйство после твоей смерти, Милетич. А ты, Божович, сына своего в последний путь женатым отправишь — Господь таких привечает. Все — честь-по-чести. Староста брак задним числом оформит, а с попом я сам поговорю. Надо будет только свадебку отыграть, чтобы все по закону дедов было.

Покачали головой отцы семейств, но решили, что пусть так и будет. И прежде подобное у влахов случалось. При турках нередко мужи перед свадьбами гибли, а к Господу неженатыми отправлять считалось грехом.

Сказано — сделано. Горане позже всех сказали, что свадьбу не отменят. Ее согласия на то и не спрашивал никто. Нарядили утром следующего дня в расшитое бисером платье и, под пение подружек, в церковь повели. Через село девушка прошла на негнущихся ногах.

Лицо мертвого Драже было покрыто белилами, однако страшная трещина, что шла через все лицо, была заметна сразу. Одного глаза юноша лишился при ударе о камни, поэтому костоправ Борислав Милетич не придумал ничего другого, как вставить в глазницу стеклянный шар и надеть поверх темные очки. Бедная Горана потеряла сознание, как только увидела мертвого суженого у алтаря. Труп в свадебном кафтане держали с двух сторон крепкие парни. Столпившиеся в церкви сельчане возбужденно шептались. Девушку привели в чувство, а священник, скрипя зубами, провел таинство венчания. «Быть мне отлученным, если владыка узнает, — думал отец Георгий Станкович, однако отказать своему старшему брату не мог. — Хорошо, что отпеть успели».

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Затем праздничная процессия устремилась к дому Милетичей, где на улице стояли накрытыми столы, а цыгане-музыканты уже настраивали тамбурины и дудки. Горана тихо плакала. Было жарко, и она чувствовала слабый запах, исходящий от мертвого жениха. Его несли рядом.

Стемнело. Пока сельчане рассаживались за столами, жениха и невесту, по старому влашскому обычаю, проводили в баню. Девушка должна была омыть себя и юношу перед первой ночью. Отцы брачующихся решили следовать правилам до конца. Оба они были безобразно пьяны: Милетич лил слезы, глядя на страдания дочери, а Божович, напротив, был до неприличия весел.

В бане Горану с трупом оставили одну. Невеста больше не плакала. Дрожащими руками она раздела жениха, стараясь не глядеть на бугристую от поломанных ребер грудь мертвеца. Затем она сняла темные очки с лица Драже. Труп, казалось, пристально наблюдал за ней единственным глазом все время, пока Горана мылась сама и обмывала его тело.

К их возвращению гости были настолько веселы и пьяны, что совсем позабыли о мертвом женихе, сидящем во главе стола. Сельчане плясали, пили и ели. Как заведено, ледяную и твердую, как дерево, ладонь положили поверх маленькой руки невесты. Горану трясло. Она позвала мать и испуганно шепнула ей на ухо: «Драже больно сжимает мне руку». Та, как могла, успокоила дочь. «Бедная девочка, — думала Анна Милетич. — Ох, уж эти традиции».

Наконец, настала пора брачной ночи. Друзья жениха и подружки невесты внесли брачующихся в пустой дом Божовичей и оставили в спальне. По договоренности между отцами, Горана обязалась провести час рядом с телом, после чего все формальности по свадьбе улаживались и тягостный для всех обряд завершался. Родня была так рада скорому окончанию, что не услышала среди шума празднества ворчания старой Бранки Станкович: «Батюшка-то наш покойника успел отпеть. Нельзя так делать до свадьбы. Теперь Драже знать будет, что помер, и к живой девке за теплом потянется».

Где-то на другом конце ночного села гремела свадьба, а в темной тихой спальне лежали бок о бок девушка и мертвец. Горана еле дышала от усталости и ужаса. Глаза ее были крепко зажмурены, а губы тихо шептали молитву. Кровать заскрипела. Затем Горана почувствовала, как на нее забирается одеревеневшее и тяжелое тело покойника. Она попыталась закричать, но не смогла, потому что мертвый Драже затолкал ей глубоко в глотку свои холодные и жесткие пальцы.

Страшная боль пронзила тело несчастной девушки. В глазах ее заплясали кроваво-красные сполохи. Хрипя и чувствуя, как разрывает ее нутро безжалостная рука, она из последних сил попыталась отбросить навалившийся на нее труп. Извиваясь всем телом, Горана уперлась ладонями в плечи того, кого при жизни звали Драже. Тщетно…

Мертвец терпеливо дождался, пока тело девушки перестанет дергаться. Затем он извлек руку изо рта уже мертвой Гораны. Неуклюже и заботливо пригладил негнущимися пальцами ее сбившиеся иссиня-черные волосы. Медленно сполз на свою половину кровати и затих. Теперь уже навсегда.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Сергей Корнеев

Синий платочек для Лили Марлен

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

От автора: «Подростком я увидел фотографию, которая с тех пор сидела в мозгах занозой: закоченевшие на морозе тела, болтающиеся на виселице, точно мясные туши. И табличка на груди: „Они помогали партизанам". Война — это всегда перемалывание человеческих жизней. Не смерть, но война — абсолютная противоположность жизни».

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Зимой 1942 весь Берлин напевал «Лили Марлен». Шлягер доносился из кафе, его крутили по радио, и даже хозяин магазина пластинок на Мирендорфплатц каждый вечер распахивал настежь двери, чтобы трескучая музыка лилась по улице. И не было счёту переделкам, которые пели в окопах.

«Сойдёмся вновь, под фонарём, моя Лили Марлен…» Просто встречей солдатская фантазия не ограничивалась. Они пели о женских ласках и умирали девственниками.

Песню пытались запретить, признали упаднической. Говорят, что исполнившую её Лалу Андерсен собирались отправить в тюрьму, а то и в лагерь. Но никакие угрозы