Улыбочку! - Омер Барак

я думаю, понимаешь, что после двух лет «короны» владельцы лайнера не горят желанием возвращать пассажирам деньги.

– Я думаю, что…

– И если ты думаешь, что в последний круиз сезона я допущу, чтобы все усилия, приложенные мной для того, чтобы впервые в истории израильский лайнер получил оценку А+, пропали даром, что я позволю этому злосчастному двенадцатому случаю произойти, то ты ошибаешься.

– Окей, только сначала оставьте в покое пистолет.

– Что? – Лираз посмотрела на свою руку. – Ой, извини. Просто когда я нервничаю, я…

– Лираз… – Я попытался отодвинуться от нее как можно дальше, но, разумеется, не сдвинулся ни на миллиметр. – Прошу вас… Пистолет…

– Слушай сюда. – Она бросила пистолет на стол с таким грохотом, что я был уверен: сейчас раздастся выстрел. – Хочешь правду? Правда состоит в том, что у тебя нет ни малейшего шанса найти ее. Завтра первая стоянка в Лимассоле, а потом мы будем останавливаться каждый день. Люди будут сходить на берег, возвращаться на корабль… Как ты собираешься ее искать?

– Окей. Ну и чем вы мне помогли?

– Но есть тот, кто может назвать тебе номер ее каюты.

И хотя до этого момента я с трудом мог открыть глаза, теперь они сами собой открылись от удивления.

– Вы…

– Ты можешь помешать этой свадьбе, Йони?

– Я не знаю… Я…

– Нет, так не пойдет. Ты можешь остановить ее?

– Я не видел ее уже…

– Ты в состоянии, наконец, набраться храбрости и ответить «да»?

– Но вы должны понять, Лираз, она ушла, потому что…

– Не объясняй. Я прекрасно понимаю, почему она это сделала.

Наверное, мне все-таки надо было услышать ее объяснение, потому что я так и не понял, почему Яара бросила меня.

– Да, я могу.

– Можешь?

– Могу.

И с уверенностью, которая заставила замолчать мою мать, Лираз достала из кармана рацию, нажала на кнопку и, подмигнув мне, произнесла:

– Галит, мне нужен номер каюты одного из пассажиров.

И вот пять месяцев бесплодных поисков и нескончаемых мыслей закончились в одно мгновение, когда я, как и в школе киноискусств, промямлил имя, от звуков которого все мое тело встрепенулось.

– Яара Орен, – сухо повторила в микрофон Лираз. – Получено? Прием.

– Получено. Дай мне двадцать секунд.

И все? И вот теперь, после того как я месяцами повторял слова, которые скажу ей, когда мы увидимся, после того как я сердился и прощал, надеялся и отчаивался, снова надеялся и всеми силами пытался забыть ее, только чтобы обнаружить, что не могу этого сделать, мне остается лишь постучать в дверь и увидеть за ней мою Яару?

Всего три вежливых стука, и моя жизнь войдет в прежнее русло? А если это так, можно мне стукнуть один раз невежливо или и вовсе пнуть эту дверь ногой?

– Ш-ш-ш, – цыкнула на меня Лираз, глядя на рацию.

– Что?

– Она заплатила за двойной номер, не то что скряги из твоей семейки. Ты предпочитаешь инвалидное кресло или костыли?

– Мы что, уже идем? Прямо сейчас?

– Ты можешь ходить?

– Не думаю.

– Тогда идем прямо сейчас.

– Но…

– Я похожа на человека, который привык ждать? – спросила Лираз, убирая пистолет в кобуру.

Я помотал головой.

– Значит, так, Йони. Идем прямо сейчас.

– К-к-к… Яаре?

– Не совсем. Сначала надо сделать так, чтобы ты выглядел более или менее прилично.

8

– Ты уже подумал о том, что скажешь? – спросила Лираз, усаживая меня в инвалидное кресло. – Не будешь стоять там как идиот и заикаться?

– Подумал.

– А стоять-то ты можешь?

– Могу.

– Потому что заикаться ты умеешь прекрасно. Это я уже знаю.

Не буду я заикаться, Лираз.

Даже чуть-чуть.

Я уверен в этом. Я точно знаю, что должен ей сказать. В сущности, я должен был произнести эти слова за день до того, как мы сели в самолет, возвращаясь в Лондон из клиники доктора Бартова.

За четыре месяца до нашей поездки у Яары прекратились месячные.

Однако сказать, что кто-либо из нас придал этому хоть какое-то значение, будет очень далеким от действительности преувеличением.

Из-за постоянной загруженности и трудностей с освоением материала в классе, где для всех, кроме нее и еще двух человек, английский был родным языком, Яара не обращала внимания на отсутствие месячных в течение более двух месяцев. А потом ей потребовалось еще три недели, чтобы рассказать об этом мне.

– А может быть, ты просто… – начал я, удивляясь, что Яара, которая никогда не забывала принимать таблетки, вдруг перестала делать это из-за усталости.

– Я не беременна. Проверила дважды, – лаконично ответила она.

А так как я тоже был по уши занят, отправляя резюме во все возможные инстанции, кроме разве что королевской резиденции, то пожал плечами и, не догадываясь, что в нашей жизни наступил переломный момент, ляпнул:

– А может, все-таки стоит пойти провериться?

Позвонив гинекологу, Яара объяснила медсестре, что у нее пропали месячные, что иногда ее бросает в жар, а по вечерам болит низ живота, однако она считает это результатом постоянного напряжения, в котором мы оба сейчас находимся.

Не прошло и двадцати минут, как нам позвонил лично доктор Бартов и направил Яару на срочные анализы.

Через две с половиной недели после этого разговора и за сутки до вылета мы с Яарой сидели в кабинете доктора Бартова, который, внимательно изучив результаты анализов и отметив некоторые цифры розовым маркером, поднял на нас глаза и спросил:

– Вы когда-нибудь слышали о ранней менопаузе?

Мы оба покачали головами. За все время, пока мы пытались понять, чем вызвана такая срочность проверок, эта мысль ни разу не пришла нам в голову.

Показав нам несколько диаграмм на экране монитора и сопоставив их с результатами тестов, доктор Бартов рассказал нам, пытаясь изобразить сочувствие, но не слишком в этом преуспев, об отклонении, которому подвержены менее одного процента женщин в возрасте до тридцати лет, в числе которых теперь оказалась и Яара.

Он, конечно, может прописать ей гормоны, которые, возможно, вернут на место месячные и уберут побочные эффекты, но восстановить работу яичников ни он, ни кто-то другой не в силах.

– Что значит «восстановить работу яичников»? – спросила Яара, пытаясь переварить полученную информацию. – О чем вы говорите, доктор? Мне же всего двадцать семь!

– Понимаю, – буркнул доктор, скривив губы.

– А я нет.

– Послушайте, Яара, – произнес Бартов сухим монотонным голосом. – Мне нелегко говорить вам об этом, но яичники ваши больше не работают. Если вы захотите иметь детей, есть другие пути…

– Минуточку, доктор, – вмешался в разговор я, не в силах сообразить, что можно спросить, когда тебе объявили, что будущего, в котором ты еще секунду