Улыбочку! - Омер Барак

ту, что надевал мой дед во время сбора апельсинов.

– Остановимся на рубашке от Томми Хилфигера и брюках от Ральфа Лорена…

– Лираз, – запротестовал я, – мне это не нужно. Мы прожили с ней много лет, и мне кажется, я знаю, как ее вернуть.

– Она выходит замуж за другого, так что позволь мне самой обо всем позаботиться.

– А если я скажу «нет»?

– Тогда ты будешь первым, кто отказался от возможности получить вещи из новой коллекции Ральфа Лорена. Что я могу тебе сказать? Ты и раньше меня не очень-то слушал, но у глупости нет предела.

– А могу я сам выбрать, что захочу? Например, вон тот блейзер?

– Эйнав! – крикнула Лираз продавщице. – У тебя есть голубая «Прада» большого размера?

– Вы уверены, что получится? – Мне все-таки удалось встать с кресла, держась за одну из полок.

– Ты хочешь получить номер ее каюты? – Лираз протянула мне четыре рубашки.

– Где тут примерочная? – спросил я, стараясь сохранить равновесие.

9

– Скажи, Йони, – спросила Лираз, без всякого стеснения зайдя в кабинку примерочной, и громко лопнула огромный пузырь из фиолетовой жвачки, – чем ты занимался до того, как стал таким несчастным? Это я просто так спрашиваю.

– Что? – смущенно спросил я, безуспешно пытаясь застегнуть пуговицы на рубашке.

– Что – «что»? – Лираз помогла мне застегнуться и достала из кармана штанов мобильник. – Ты всегда был такой кислый? Ну-ка, улыбнись.

– Зачем вы меня фотографируете?

– Для Инстаграма нашего круиза, чтобы все видели, как тут развлекаются. Давай ты не будешь выглядеть так, словно только что вышел из концлагеря. Тебе фото переслать?

– У меня нет Инстаграма.

– Ни Инстаграма у тебя нет, ни счастья… – Лираз выдула еще один огромный пузырь. – Скажи мне, как вышло, что твоя девушка решила выйти замуж за другого?

– Вы же ничего не знаете, Лираз.

– Так расскажи мне. – Она сделала еще одно фото. – Сделай одолжение, повернись так, чтобы было видно цену.

– Вы должны… Вы против…

– Что?

– Никогда не стойте против света, – сказал я, вырвав мобильник у нее из рук и сделав снимок под правильным углом.

– Ух ты! Это… Действительно, так гораздо лучше. Ты что, фотограф?

– Вроде того, – ответил я, пожав плечами, и отключил вспышку.

– Но ведь сегодня каждый – фотограф. Разве не так?

– Нет.

– Почему нет? Теперь у каждого в кармане вполне приличная камера.

– Во-первых, эта камера – дерьмо, – не выдержал я, так как давно устал от подобных вопросов. – А во-вторых, если вы считаете, что все дело в камере, то вы понятия не имеете, что значит быть фотографом.

– Ого! – улыбнулась Лираз. – Видишь? Так я и знала. Не всегда ты был таким тихоней.

Я перестал им быть, Лираз, с тех самых пор, как взял в руки фотоаппарат. И, несмотря на то, что мама обвиняла в моем пристрастии к фотографии Яару, она сама сделала все, чтобы моя жизнь пошла именно по этому пути.

Мама всегда очень активно выступала против нашей близости, а отец даже не старался скрыть полное отсутствие собственного мнения по любому вопросу.

Они всеми способами пытались ограничить наше общение, а когда я принес домой ведомость об окончании девятого класса – не лучше и не хуже предыдущих, – и вовсе запретили нам встречаться и перестали давать мне деньги на развлечения: до тех пор, пока оценки не улучшатся.

– Бедный Йони, – прокомментировала Декла решение моих родителей, подняв взгляд от конспектов. – Так и будешь теперь всю жизнь сидеть дома.

На Яару все это не произвело абсолютно никакого впечатления. Пожав плечами и дерзко глядя моей матери в глаза, она заявила:

– Вот и прекрасно, Рути. Мы и сами справимся.

Уже через три часа мы шли вдоль оживленной торговой улицы, спрашивая в каждом магазине, не требуются ли им работники. Три дня спустя Яару приняли на работу в магазин сувениров, а еще через четыре меня позвали раскладывать товары на полках в крупном гастрономе «Авшалом».

Работы было много, она была монотонной и скучной, но не тяжелой. Я приходил в семь тридцать, доставал из рюкзака наушники и плеер «Сони», который Яара подарила мне на день рождения, и начинал приемку товара, прибывавшего в огромных фурах, считая секунды до конца смены, когда я мог, наконец, смыть с себя вездесущий запах хлорки и вдохнуть аромат Яары.

Однажды в жаркий июльский полдень покупатель, зашедший в гастроном, поинтересовался, не знаю ли я, где здесь можно заказать фотографию на паспорт.

– Что значит «где», господин? – без запинки ответил Авшалом, никогда не упускавший ни малейшей возможности подзаработать. – Разумеется, у нас.

Обдав меня густой смесью запахов копченой рыбы, брынзы, зеленого лука и чеснока, витавшей над ним до самого закрытия магазина, Авшалом прошептал мне на ухо:

– Присмотри за ним, Йонатан, чтобы не сбежал.

А сам, перескакивая через три ступеньки, помчался в свою квартиру на четвертом этаже, и через три минуты вернулся, держа в руке «Конику» в запыленном потрескавшемся футляре.

– Идите сюда, господин. Наш Йони вас сфотографирует. Сколько вам нужно фотографий?

– Авшалом, – прошептал я с легким удивлением, – но ведь я не умею фотографировать.

– Я тоже, – прошептал в ответ Авшалом, чуть не убив меня запахом чеснока. – Или у тебя получится, или завтра можешь не приходить.

Единственное, что в тот момент связывало меня с фотографией, был маленький папин «Олимпус» в черном футляре, хранившийся в верхнем ящике комода для особых случаев, так как стоил он, по словам отца, «бешеных денег». Лишь во время поездки в Америку фотоаппарат со всеми предосторожностями перекочевал из ящика в борсетку отца, да так и остался лежать там, так как мама заявила, что не хочет привлекать внимания карманников.

Открыв дрожащими руками футляр тридцатилетнего антиквариата, я обнаружил, что счетчик кадров стоит на тридцати четырех. Даже такому невежде, как я, было понятно, что в кассете осталось в лучшем случае два кадра, а другой пленки, я был в этом абсолютно уверен, у Авшалома не имелось.

Чувствуя на своей спине жгучий взгляд жены Авшалома, я зажмурил левый глаз и прислонил видоискатель фотоаппарата к правому. Увидев в очках покупателя свое отражение, я попросил его снять их. Потом мне пришлось попросить его сдвинуться в сторону из-за бликов на лысине. Мужчина начал нервничать.

– Да жми уже на эту проклятую кнопку, дегенерат! – снова зашептал мне на ухо Авшалом, все это время продолжавший улыбаться посетителю.

Какую кнопку? Я видел перед собой целую кучу кнопок и колесиков. Тяжелая камера дрожала в моих руках. И тут палец нащупал маленькую круглую кнопочку.

Осознание того, что у меня есть только один шанс увековечить момент, который