Пристанище пилигримов - Эдуард Ханифович Саяпов

плавает в сумраке внешнего аквариума? Эта рыбка меня загипнотизировала, и я долгое время не мог от неё оторваться, пока тяжёлый сон ни опрокинул меня навзничь.

Я сплю и слышу сквозь сон неприятный металлический звук, словно где-то в соседней комнате работает электродрель или блендер, а ещё мои ноздри щекочет какой-то жизнеутверждающий аппетитный запах мясного варева.

Я открываю глаза и в первые секунды не могу понять, где я нахожусь, — это не мой гостиничный номер, это напоминает мрачную кунсткамеру, в которой всё перевёрнуто с ног на голову, — но когда я вижу зашторенные окна с тонкой, как ниточка, световой щелью, мигающую ртутную лампу, висящих в толще голубой воды экзотических рыбок (они медленно шевелят ажурными плавниками) и эти странные картины, глядящие на меня со всех сторон, то начинаю постепенно (фрагментами) вспоминать события прошлой ночи, а ещё — небесный купол, сияющий в лучах восходящего солнца, и тот неудержимый полёт над кромкой горизонта после глотка палёной «московской» водки.

Дверь в комнату начинает медленно открываться и в проём заглядывает моя жена.

— Харэ спать! — заявляет она, как всегда звонким и бодрым голосом. — Жрать подано! Мансуров, подъем!!! — кричит она, словно пионерский горн.

С неимоверным усилием отрываю голову от подушки и пытаюсь крикнуть: «Леночка, помоги!» — протягиваю к ней дрожащую руку, но меня опять парализовало (это повторяется вновь и вновь), а из моего нутра, как из бочки, доносится лишь невнятное мычание.

— Харэ балдеть! Что за комедию ты ломаешь?! — восклицает она и начинает хмурится; лицо её постепенно темнеет и покрывается морщинами — она натуральным образом стареет на глазах.

Меня охватывает ужас, и я начинаю дёргаться как паралитик, пытаясь скинуть с себя это наваждение. Изнанка реальности оказывается ужасной и непредсказуемой: Лена меняется до неузнаваемости, и я вижу совершенно явственно, как стройные гладкие ноги её начинают покрываться густой шерстью, а лакированные туфельки превращаются в копыта.

— Что, милый? Что ты кричишь? Тебе не нравится мой новый тюнинг? — ласково спрашивает она, и ехидная улыбка делает её ещё страшнее.

На этот раз я окончательно просыпаюсь, и стены дома содрогаются от душераздирающего крика. Бегу в полном смятении на кухню — подальше от этой странной комнаты с пучеглазыми соглядатаями. Первое, что я вижу, — это стоящая у плиты, полуобнажённая девушка, развёрнутая ко мне в профиль. Она медленно водит половником в эмалированной кастрюле. У неё — рельефные ноги, изумительный прогиб, плавно переходящий в упругие ягодицы. Через распахнутое окно врывается волна яркого света, и весь её абрис, с ног до головы, сияет золотистыми протуберанцами. Она витает в воздухе, расплывчатая и нереальная, словно приведение.

— Присаживайся, — говорит она будничным голосом, как будто ждала меня на этой кухне всю свою жизнь. — Сейчас будет готово, а пока выпей апельсиновый фреш. Это очень полезно.

Она выходит из облака света, и я вижу её смуглый рельефный живот с вывернутым наизнанку пупком и продетым в него колечком. Мой взгляд опускается ниже — шикарное оливковое лоно на границе кружевной резинки переходит в маленькие белые трусики, которые явно акцентируют её дерзко выпирающий лобок. Мой взгляд поднимается выше и охватывает с жадностью довольно увесистые чащи белого лифчика, из которых вырываются наружу большие неуёмные груди. Затем я вижу копну чёрных дредов — этакое воронье гнездо. Образ перестаёт быть дискретным и начинает собираться из отдельных деталей в единое целое, причём до боли знакомое. Окончательная сборка происходит, когда я вижу эти сарацинские глаза, подёрнутые вечной тревогой.

— Марго? — удивился я. — А ты что здесь делаешь?

— Готовлю тебе фреш и что-нибудь перекусить, — ответила она с игривой ноткой в голосе и поставила передо мной большой бокал, наполненный жидким «золотом».

— Андрей распорядился, — добавила она.

— Ты живёшь с ним?

— Ну-у-у, это громко сказано… точнее… снимаю угол. — Скромно улыбнулась она, но в глазах её по-прежнему таилась тревога. — Мы просто друзья.

— Друзья? — усомнился я. — Да вы в «Югре» почти не разговариваете.

— Нам вполне хватает дома, — кротко ответила она, а я подумал: «Что-то здесь не так».

Она стояла передо мной фертом, слегка изогнувшись и оттопырив животик, а я начал слегка волноваться.

— У меня такое чувство, — промямлил я в полной нерешительности, — как будто ты мираж.

— Ты угадал, — сказала она, выпучив свои карие глаза. — Я твоя белая горячка!

Я взялся двумя пальчиками за кольцо, продетое в пупок, и слегка потянул его на себя, — в этот момент она смотрела на меня снисходительно (да ещё сверху вниз), как мать смотрит на любопытного грудничка, который хватает её за соски или прядь волос.

— А что ты смеёшься? — обиделся я. — Ко мне только что явилась моя жена…

— Ты поэтому так орал?

— Я видел её, как тебя сейчас… Только у неё были копыта вместо ног.

— Знаешь, Эдуард, — молвила она задумчиво, с философским выражением лица, — когда у жены появляются копыта, то у мужа, как правило, растут рога.

— И тебя это касается напрямую, — добавила она с многозначительным видом.

Я посмотрел в открытое окно: двор был залит солнечным светом, а на детской площадке бегали разнокалиберные ребятишки и раздавались звонкие голоса.

— Самое страшное, — произнёс я, — заключается в том, что мне всё это до лампочки.

— Именно так и умирает любовь, — констатировала Марго с циничной ухмылкой.

Она вернулась к плите и склонилась над парящей кастрюлей, а я в этот момент не мог оторвать глаз от её восхитительных форм: эта женщина была настолько совершенна, что в это было трудно поверить. В отеле, когда она проходила мимо по коридору или встречалась мне на шведской линии, она почему-то не казалась мне столь привлекательной, и даже на сцене в первую очередь меня восхищали её хореографические данные, а потом уже — анатомические.

В «Югре» и без неё хватало красивых девушек, и я бы даже сказал, что в этом смысле там наступил самый настоящий дефолт, в котором совершенно обесценилась красота и нивелировалась отдельная женщина. Но в этой странной квартире мы были тет-а-тет, а если ещё учитывать моё абстинентное либидо, то я уже был готов накинуться на неё сзади и повалить на пол.

А пока я разглядывал её