Под прусским орлом над Берлинским пеплом - ATSH

окутывало его хрупкую фигуру, защищая от ночной прохлады. В одной руке Рой крепко сжимал раскрытую книгу, а на столе рядом с кроватью, мерцая маленьким, но уютным огоньком, горела тонкая свеча.

Я осторожно подошел к нему, стараясь не потревожить его сон. Аккуратно вынул книгу из его руки и положил ее на стол. Затем бережно поправил одеяло, укрывая Роя потеплее. Погасив свечу, чтобы ее свет не мешал ему спать, я уже собирался уйти, как вдруг Рой, словно почувствовав мое присутствие, протянул руку и обнял мою ладонь.

Этот неожиданный жест нежности тронул меня до глубины души. Я аккуратно опустился на пол рядом с кроватью, позволяя его маленькой руке покоиться на моем плече. Прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной и близостью этого момента. В комнате царил полумрак, нарушаемый лишь слабым светом луны, проникающим сквозь щель в занавесках. Я чувствовал тепло детской руки, ее легкое, доверчивое прикосновение. В этот миг все мои заботы и тревоги отступили на второй план. Остались только я и Рой, связанные невидимой нитью любви и доверия. Мне хотелось остаться здесь, рядом с ним, охраняя его сон, пока не наступит рассвет.

Воспоминания нахлынули внезапно, унося меня в далекое прошлое, в детство. Мне снова восемь лет. Я лежу в своей кровати, вглядываясь в темноту комнаты, едва освещенную бледным светом луны, проникающим в окна. Комната, такая знакомая и родная днем, ночью превращалась в царство теней, полное таинственных шорохов и неясных очертаний.

Страх проникал под кожу и сковывал меня. Я не мог уснуть, воображение рисовало причудливые и ужасающие картины. Тени на стене превращались в когтистых чудовищ, готовых вот-вот спрыгнуть с обоев и наброситься на меня. Мне казалось, что из-под кровати вот-вот вылезет что-то огромное и страшное, схватит меня за ноги и утащит в темноту.

Я сжимался под одеялом, пытаясь спрятаться от этих воображаемых ужасов, но это не помогало. Страх проникал сквозь тонкую ткань, ледяными пальцами сжимал сердце. Слезы бежали по щекам, горячими струйками скатываясь на подушку. Я плакал беззвучно, боясь привлечь внимание невидимых монстров, затаивших дыхание в темных углах комнаты.

Детское воображение, столь яркое и безграничное днем, ночью оборачивалось против меня, превращая привычную обстановку в источник нескончаемых кошмаров. Каждый шорох, каждый скрип половиц казался мне предвестником надвигающейся беды. Я лежал, зажмурив глаза, и отчаянно желал, чтобы наступило утро, чтобы солнечный свет прогнал прочь темноту и вместе с ней – все эти страшных призраков, населяющих мой ночной мир.

Я боялся пошевелиться, боялся даже дышать. Сердце колотилось в груди, словно отбойный молоток. Спуститься вниз, выйти из комнаты и попросить Гидеона посидеть со мной, пока я не усну, казалось невозможным. Эмоции, держали меня в плену. Оставалось только молиться, шептать бессвязные слова, умоляя Бога защитить меня от невидимой угрозы.

Внезапно дверь в комнату со скрипом отворилась. Я вздрогнул и зажмурился, еще сильнее закутавшись в одеяло. В проеме показался темный силуэт Джона.

— Не спишь? — бросил он равнодушно.

Я отрицательно покачал головой, не в силах произнести ни слова. Горло сжалось, язык прилип к нёбу.

— Ты хнычешь? — Джон сделал шаг внутрь комнаты. Его голос звучал ближе.

— Я не хнычу, я плачу, потому что мне страшно, — пролепетал я, с трудом преодолевая крупную дрожь, сотрясавшую все мое тело.

Он подошел к кровати и сел рядом. Долго и пристально смотрел на мое лицо, словно пытаясь проникнуть в мои самые сокровенные мысли. Наконец, его губы растянулись в хищной, зловещей улыбке.

— А ты знаешь, что здесь, вот именно в этой комнате, умер человек? — начал он своим низким, пробирающим до костей голосом. — И умер страшной, мучительной смертью. Несправедливо убиенный. И теперь его дух озлобился на весь мир. Он так и не смог отправиться к Богу, и даже Дьявол не принял его. И теперь он вынужден прятаться… в этом шкафу, — Джон кивнул в сторону старинного шкафа с приоткрытой дверцей.

В тот же миг из шкафа раздался несильный, но отчетливый стук. Мир поплыл у меня перед глазами. Я почувствовал, как леденящий ужас пронзает меня насквозь. Сознание помутилось, и я почти потерял чувства.

— Но он не заберет тебя, — с издевательской медлительностью произнес Джон, растягивая слова. — Он тебя будет есть медленно, смакуя каждый кусочек. И каждый раз, когда он будет отрывать от тебя по куску, ты будешь видеть его страшное лицо и большие, пустые, безжизненные глаза, смотрящие прямо сквозь тебя.

Меня словно парализовало. Холодный пот выступил на лбу, дыхание перехватило. Сдерживая рвущийся наружу крик, я попятился, пока не уперся спиной в холодную деревянную спинку кровати. Джон, наслаждаясь моим ужасом, поднялся с места.

— Пойду я, спать пора, — сказал он нарочито спокойным голосом, который сейчас казался мне еще более зловещим.

— Не уходи, Ганс, — прошептал я дрожащим голосом, обхватив его руку тоненькими пальцами. — Поспи со мной! Мне страшно! Пожалуйста!

Но он с отвращением отшвырнул меня, как надоедливую маленькую собачку. В его глазах, которые еще секунду назад светились жестоким весельем, внезапно появился такой ледяной холод, что зима, бушевавшая за окном, показалась бы ласковым весенним теплом.

— Я? Да спать с каким-то маленьким отродьем? — презрительно скривил губы Джон. — Небось всё ещё мочишься в штанишки, — раздался его грубый смех, эхом разнесшийся по комнате. Он развернулся и вышел, оставив меня одного с моим страхом.

Я, словно сидя на горячих углях, подскочил и бросился следом, пока