Под прусским орлом над Берлинским пеплом - ATSH

его сказал Ганс… — пискнул я, едва слышно. — Мне… мне было страшно… я… я попросил его лечь со мной, но… но он не согласился… и… и сказал…

— Что сказал? — нетерпеливо переспросил дедушка.

— Что… что я маленькое отродье… и… и что… — я замялся, не решаясь повторить оскорбление.

Вдруг послышался быстрый и легкий топот ног по паркету. Это была мама. Она куда-то ушла.

— Почему ты боишься спать? — голос дедушки чуть смягчился, но в нем все еще звучали командирские нотки.

— В… в моей комнате… мёртвый человек… которого бог не забрал к себе… — пролепетал я, прижимаясь к стене. — И… и он живёт в шкафу… и… и будет медленно есть меня… кусочек за кусочком…

— За мной шагом марш! — скомандовал дедушка, и, резко развернувшись, направился в свою комнату.

Я помаршировал следом, стараясь тянуть носок и чётким движением вскидывать руки, как он учил меня.

В комнате командир Кесслер подошел к стене, на которой висели его охотничьи трофеи, и снял со стойки старинное ружье. Держа его в руках, он выглядел настоящим героем, готовым сразиться с любым чудовищем. Вместе с ним, казалось, всё страшное испугалось и спряталось.

Моя комната, которая еще недавно казалась мне полной ужаса, снова стала маленьким, уютным царством.

— Как видишь, никого, — спокойно произнес дедушка, оглядывая комнату.

— Но… но из шкафа… доносился грохот… — робко сказал я, все еще немного опасаясь.

Дедушка решительно подошел к шкафу и резко распахнул его дверцы. Я осторожно выглядывал из-за его спины, пытаясь рассмотреть, что там внутри. В шкафу было темно и пахло старыми вещами. Затем дедушка повернул ружье прикладом к себе и ударил им внутрь шкафа. Неужели все-таки Джон был прав, и там действительно кто-то был?

Он наклонился и, нахмурившись, вытащил за хвост… мертвую крысу. Я брезгливо поморщился.

— Вот твой призрак с пустыми глазами, — шутливо покряхтел дедушка, бросая крысу в ведро для мусора. — И запомни, внучек, нет никаких призраков. Когда человек умирает, он исчезает с этого света. За свою жизнь я ни разу не видел ни одного.

Эдвард Кесслер развернулся и направился к двери, бормоча что-то себе под нос. Я не сразу услышал его слова, а уже когда он почти вышел из комнаты, смог разобрать:

— Рожала-рожала… а наследника родила только единственного… и то трусишку…

Через шесть дней на моём столе лежало нераспечатанное письмо с особняка Кесслер. Несколько часов я украдкой бросал на него взгляды, ощущая, как в груди нарастает смутное беспокойство. Незнакомый, острый почерк адреса интриговал и пугал одновременно. За это время я успел перебрать в голове десятки вариантов содержания письма, от самых радужных до самых мрачных, и от этого ожидание становилось еще более невыносимым.

Моё терпение наконец лопнуло. Дрожащими пальцами я взял конверт. Плотная, дорогая бумага ощущалась прохладной на ощупь. Внутри что-то хрустнуло – вероятно, сургучная печать. Машинально, почти не осознавая своих действий, я достал из ящика стола небольшой перочинный нож, поддел им запечатанный край конверта и аккуратно вскрыл его. Изнутри я извлек несколько сложенных листов, тяжелых от обилия чернил. Они источали едва уловимый аромат, смесь запаха старой бумаги и каких-то незнакомых, слегка терпких духов. С замиранием сердца я развернул первый лист…

«Малышка Фике,

Очень странно читать от тебя письмо с подобными просьбами, но, должна признать, ты попала в точку. Мне действительно нужна была работа, и твоя помощь оказалась как нельзя кстати. Следуя твоим советам, а также вооружившись рекомендацией от новых владельцев дома Арним, я отправилась прямиком к Кесслерам.

Сказать по правде, я изначально рассчитывала на своё прежнее место. Но, увы, гофмейстерина у них уже имеется. К счастью, госпожа Арним не пожалела средств на мое образование, и это сыграло решающую роль. Госпожа Кесслер, оценив мои знания и навыки, предложила мне должность няни для своего новорожденного внука, Франца. По сути, мои обязанности гораздо шире, чем у обычной няни. Я должна заботиться о малыше, как родная мать. Круглосуточно. Представь себе, сама Хелла Кесслер, мать ребенка, совершенно не интересуется сыном. Она отказалась от любых материнских обязанностей.