Вишневая - Линн Берг

привык к подобному отношению, а может и потому что ему на чужое мнение было с прикладом забить. В любом случае такому буддийскому спокойствию по жизни Есеня безмерно завидовала.

— Не в этом смысл, Вишневая. Все чувствуют себя одаренными и особенными, но правда в том, что победитель всегда один, — рука его внезапно сжала ее пальцы, будто стараясь подбодрить, — проблема в том, что ты слишком много думаешь о том, что другие подумают о тебе. Надо жить проще. Если не победишь, Земля не остановится, и окружающие другого мнения о тебе не станут. Только первое место вынуждает людей складывать неправильное впечатление. Хуже, что потом тебя еще и обязывают свой статус поддерживать. Тебе ли это не знать?

Его словам опровержения не было, ведь он был прав и неоспорим как аксиома. И все же ободряющей речи оказалось недостаточно, чтобы Есеня смогла так просто отпустить себя, развязать узелки кишок, чтобы страх перестал скручивать живот. Ни дружески подставленное плечо Дани, ни поддержка своих плодов не приносили.

Есеня тщетно пыталась наполнить грудь спертым воздухом подсобки и не могла, хотела перестать бояться и не в силах была это остановить.

— Я ни на чем сосредоточиться не могу, — созналась она, отпуская руку Миронова, — думаю только об этих гребанных соревнованиях! Будто меня обратно швырнуло в спортшколу.

Поток ее мыслей, вырывающийся наружу в ярком сумбуре, внезапно заткнули губы Дани, мягко касаясь ее собственных. В животе что-то с трепетом сжалось до терпкой боли и разрядами тока ударило куда-то в позвоночник. Все, что было до этого момента важным, стало в одночасье неважным. Поцелуй вышел целомудренным, едва ощутимым, всего лишь соприкосновением губ на короткий миг. И так же внезапно он вдруг отстранился, сжимая ее пылающее пунцовым румянцем лицо в руках.

— На этом теперь сосредоточься, — велел Миронов, одаривая ее ободряющей улыбкой, — а на остальное забей.

В тот момент время словно перестало существовать: не было людей, не было мира вокруг, только душная кладовка два на два и клетка в груди, в которой металось крохотной пташкой сердце.

Глава 6

В легких стремительно сгорал кислород. Языки пламени поедали гладкие ткани органов, вылизывая изнутри всю оболочку. Есене казалось, еще немного и сердце заклокочет где-то в глотке, а может и вовсе вывалится на язык. Мышцы были напряжены до спазматического тремора, так что даже боль почти не ощущалось, только полное истощение.

Голосов она не слышала, не видела вокруг себя ничего кроме размытых расфокусированных очертаний собственных кроссовок. Земля перед глазами растекалась зеленой массой и плыла куда-то в небытие вместе с мыслями и ощущениями.

— Подойдите к судье за результатами, назовите свой номер.

Голоса утонули в громком звоне, который на уши давил с особым садизмом. Есеня и тела-то своего почти не ощущала, двигаясь больше по инерции на негнущихся, одеревеневших ногах.

— Молодец! Так держать! Нормально пробежала, умница! — посыпалось со всех сторон, а Есеня и не понимала толком, кому эти слова адресованы.

Важный дядька с секундомером, чьими лоснящимися черными усами можно было подмести пол, с каким-то скупым безразличием переспросил ее номер, хоть тот и был написан на майке. Сверив данные по списку, он огласил итог: результат Вишневецкой был далек от идеального.

Есеня впала в некое безвременье, где не было ни звуков, ни четкой картинки. Ее словно заткнуло со всех сторон мягкой ватой, перекрывая и свет, и кислород. Где-то в толпе от радости бесновались другие участники, хлопал друг друга дружески по плечу и поздравляли непонятно с чем, пока глаза Есени лихорадочно сканировали лица рядом с собой, тщетно пытаясь отыскать одно единственное ей остро необходимое.

Даня держался в стороне ото всех, прохаживаясь взад-вперед где-то на верхних трибунах. Ее он не видел, всецело посвящая себя телефону и незримому собеседнику на другом конце. Есене лишних слов не требовалось, чтобы ясно понять, что сейчас говорить им не о чем, а о произошедшем в кладовке лучше вовсе забыть. Для него, быть может, поцелуй значил не больше, чем простой диалог между двумя людьми. Вот только для самой Вишневецкой отчего-то непосильно трудно было не зацикливаться на этом досадливом инциденте.

Благо кругом было достаточно событий и лиц, на которые можно было отвлечься, запирая кусачие мысли на замок.

— А мы с тобой на одном потоке учимся оказывается. Ну надо же. А то думаю, почему лицо знакомое.

Ее из глубокой задумчивости вывела чья-то переливчатая трель высокого сопрано. Напротив Есени замерла та самая девчонка с длинной русой косой, которая взирала на нее снизу вверх с высоты своих незавидных полутора метров роста.

— Да, ты, кажется, хотела перевестись к Миронову на занятия.

Девчонка смутилась, словно ее поймали с поличным. Ничего позорного в желании уйти от надоевшего преподавателя не было, да и Есеня по большому счету не испытывала к этому поступку ничего, кроме равнодушия. Она уже, кажется, переболела. А та будто пятикилограммовую гирю проглотила и тщетно пыталась сохранять самообладание.

— Было дело, — покраснев, созналась она, — я Настя.

Есеня представилась в ответ.

— Даниил Александрович пообещал, что даст перевестись к нему, осталось только рассказать Владимиру Семеновичу.

«Он обещал подумать», едва не выпалила Есеня, но вовремя сдержалась. В конце концов, ее это не касалось. Сделка будет закрыта едва закончатся соревнования, и над кем Миронов продолжит издеваться на своих тренировках дальше ее мало волновало. Определенно точно не над ней.

— Я, собственно, поэтому и решила познакомиться. Видела, как ты тренируешься. Все время одна.

По мере того, как изо рта ее вырывались звуки, говорить с ней хотелось все меньше и меньше. Не хватало еще, чтобы с ней знакомились из жалости. Есеня слишком ценила свое одиночество и путь этот был выбран совершенно добровольно.

— Я тоже одна, — внезапно заявила Настасья, вздергивая аккуратный носик.

— А что так? — больше из необходимости продолжить диалог, чем из искреннего интереса спросила Есеня.

— Да потому что с остальными говорить не о чем. Там только амбиции и загоны. Зачем только в институт поперлись, если так хотели спортивную карьеру. Хотя, без «вышки» не попасть на универсиаду…

Слова так и били из Насти бурным потоком, лишь разогреваемые молчаливостью Есени. Той же пустая болтовня о незнакомцах казалась вполне себе неплохим способом избавиться от навязчивых мыслей и забыться хоть на мгновение.

— …А вообще везет тебе, знаешь ли, тебя вон Миронов тренирует.

И вот так незатейливо Настя вновь бросила ее в этот омут, заставляя захлебываться и невнятно мямлить, что хорошего в этом на самом деле до абсурдного мало.

— Это ты