Вишневая - Линн Берг

— Такси ты вряд ли дождешься, а идти ночью по таким сугробам — самоубийство.

Когда в последний раз он вообще уговаривал ее что-то сделать? Не требовал, не ставил перед фактом, а просил. Чертовски приятное чувство, когда есть выбор. Только вряд ли подобное вскоре еще раз повторится, учитывая невозможную принципиальность Миронова. Есеня поспешно отступилась, даже не начав торговаться.

— Ладно, — кивнула она, — уговорил. Но молоко с луком я в тебя все равно залью.

— Если такова цена… — обреченно проронил Даня, разводя руками.

И вот оно. Дурацкое, глупое чувство счастья, вновь наполняющее легкие. Невесомое и бодрящее, от которого хочется взлететь воздушным шариком под потолок. Наивное и очень хрупкое, как показало время, от того и такое ценное.

Есеня поднялась со стула в намерении убрать опустевшие кружки в раковину, почувствовала, как Даня инстинктивно поднимается вслед за ней. Два осторожных шага и вот она уперлась в его грудь, потянулась неосознанно к шее, запустила пальцы в темные волосы, подтянулась на цыпочках и замерла на миг. Пускай быстро, глупо и поспешно, но будто иначе у них не получается.

— Заразишься ведь, — улыбнулся Миронов, но так и не отстранился.

— Я готова рискнуть.

Его губы сухие и горячие и на вкус как ромашковый чай. От Дани волнами исходил болезненный жар. И все же так чертовски приятно просто быть рядом с ним, ощущать его кожей, рецепторами языка, всем своим крошечным существом. Разряды тока пробили позвоночник и устремились вниз, к животу и ногам. Мимолетное ощущение эйфории запылало ярким румянцем на щеках.

И все же момент не самый подходящий. Есеня опустилась на пятки и шумно вздохнула. Раскрытой ладонью она в шутку уперлась ему в живот, отталкивая.

— А теперь ляг уже в кровать, на тебя без слез не взглянешь.

— Только если с тобой.

* * *

Спальня утопала в мягком полумраке. Свет от торшера бросал на стену у изголовья кровати длинные, геометрически правильные тени. Ее настолько увлекло рисование, что теперь она подмечала даже это.

Лежать вот так рядом с Даней в полной тишине теперь не казалось чем-то неправильным. Легкое стеснение, быть может, и осталось мелким сором где-то на дне души, но сейчас она ощущала лишь тихое, усыпляющее умиротворение.

Его футболка на ее худых плечах казалась несуразно огромной, только длины упрямо не хватало, чтобы прикрыть обнаженные колени. Есеня лежала поверх одеяла, то и дело порываясь чуть подернуть края своей новой пижамы, чтобы прикрыть хоть половину бедра. Невидимые рисунки, что она хаотично выводила пальцем на предплечье Дани, почти смогли его убаюкать.

— Мне кажется, я начинаю влюбляться в тебя, — сквозь навалившуюся дрему проронил он внезапно.

Есеня весело хмыкнула:

— Это температура, Миронов, расслабься. К утру пройдет.

— Я серьезно.

Она переплела их пальцы и навалилась головой на плечо. Сон вот-вот грозился сморить и ее.

— Тогда повторишь это, когда проснешься.

За окном продолжала стонать вьюга.

Эпилог

Первый день в новом учебном году выпал на пятницу. Никто, включая преподавателей, не горел желанием с разбега нырять в пучину знаний и угнетающих трудовых будней. День тянулся в ленивой неге, сквозь пожелтевшую листву просовывало пальцы еще горячее солнце.

На изрисованном тетрадном листе, мельтеша, играли солнечные зайчики. Качество ее рисунков с минувшей зимы заметно выросло, а все благодаря подаренному на день рождения курсу в местной мастерской. Долгие часы, проведенные за набросками, понемногу, тихими шажками залечивали нервную систему. Когда-то Вишневецкая и помыслить не могла, что занятия живописью пробудят в ней такой интерес.

Телефон напомнил о себе тонкой вибрацией. Сообщение от Дани. Спрашивал, во сколько заканчиваются пары, чтобы забрать ее сразу из университета и не тратить лишнее время на сборы. Кира с женихом уговорили провести выходные у озера.

Отбив короткий ответ, Есеня, зажмурилась, с удовольствием подставляя лицо под теплые лучи в ожидании преподавателя.

— Сеня! — послышалось с соседнего места. — Ну, Сеня!

Ира по старой привычке ткнула локтем в бок. Как бы ни пыталась она к этому привыкнуть, а все равно раздражало.

— Чего?

— Про нового препода уже знаешь?

— Про которого?

— По английскому. Светланушка наша в декрет ушла.

После Миронова эта новость отозвалась в Есене только усталым смешком. Судьбе стоило сильно постараться, чтобы попасть дважды в одну цель. Переплюнуть самодурство и упрямство Дани мог не всякий, да и на счастье Вишневецкой долгов по предметам за ней больше не водилось. С тех пор как он уволился, а на его место пришел невзрачный, нафталиновый дед, характером похуже Зубкова, ожидать сильных волнений во вселенной не приходилось. Частые колебания воздуха почти сошли на нет.

По крайней мере так обманчиво казалось до тех пор, пока дверь в аудиторию не распахнулась, пуская по помещению теплую ленту сквозняка. Едва порог переступил новый преподаватель по английскому, с губ Есени сорвалось пораженное:

— Быть не может!

Липатов Илья Владимирович. Тот самый сын маминой подруги. Буквально и фигурально. Он нянчился с совсем еще зеленой Есеней, пока та ходила пешком под стол, он занимался с ней английским по вечерам, когда успеваемость начинала неминуемо скатываться, он подготавливал ее к экзаменам в девятом классе, хотя и сам тогда еще только поступил в институт. Было это так давно, что благополучно выветрилось из памяти.

Наверняка ее кто-то проклял. Да, точно. Кому-то она умудрилась перейти дорогу. Иначе как объяснить, что система вероятностей самым паскудным образом складывалась не в ее пользу. В который по счету раз.

И как бы старательно она ни пыталась втянуть голову в плечи и закрыться от пытливого взгляда нового преподавателя рукой, как бы отчаянно ни лелеяла надежду, что он просто ее не вспомнит, а, если и вспомнит, предпочтет проигнорировать, все было тщетно. В один миг в спокойное русло жизни на резком повороте влетел бурный поток.

— Ну здравствуй, Весенняя, — замерев над ее партой, бросил Липатов.

По его лицу сладкой патокой растеклась ехидная улыбка.

Больше книг на сайте — Knigoed.net