Пелагия и красный петух - Борис Акунин

– Христу можно и в миру служить, не хуже, чемв монастыре. Даже еще и лучше.

– Можно, но не в полную силу. Потому чтопридется себя делить между делами земными и Вечной Любовью. – Пелагия вытерлаглаза платком и закончила твердо, уже безо всякого слезного дрожания. – Яобещала вам и снова повторю: никаких расследований больше не будет. Да тут мояловкость и не понадобится. Господин Долинин сыщик от Бога, не мне чета.

Митрофаний посмотрел на свою рыжую наперсницунедоверчиво, тяжко повздыхал, но больше не перечил.

Отпустил.

Известие о том, что преосвященный благословилПелагию на поездку, не вызвало у Долинина ожидавшегося воодушевления. Он лишькивнул, как бы принимая сообщение к сведению, и ничего не сказал, да еще нервнодернул углом рта. Все-таки не без странностей был господин.

И в дороге держался с подчеркнутойотстраненностью. Не шутил, в разговоры не вступал, ограничивался самойнеобходимой вежливостью. Будто подменили Сергея Сергеевича.

Монахиня вначале была в недоумении,тревожилась, не обидела ли его каким-нибудь неведомым образом, но послесмирилась – списала угрюмость следователя на ипохондрический склад натуры.

Пока плыли на барже – сначала по притоку Реки,потом по притоку притока, – Долинин все просматривал свой блокнот и писалкакие-то письма или реляции. Пелагия ему не докучала. Вязала из собачьей шерстижилетку для Митрофания, читала прихваченные в дорогу «Жизнеописания святыхугодниц новейшего времени», а то и просто взирала на проплывающие мимо берега.Но когда пересела с баржи на повозку, два первых занятия стали невозможнывследствие тряски, а третье утратило смысл из-за ограниченности обзора: куда нипосмотришь, одни деревья.

По въезде в Лес Сергей Сергеевич первые полднявел себя по-прежнему, держал дистанцию. Время от времени, правда, оборачивалсяв седле, будто проверяя, на месте ли монашка, не исчезла ли с облучка.

На обеденном привале Пелагия подошла к грубосколоченному ящику, в котором покоился убиенный, стала шептать молитву. Думала:в чем смысл трагического происшествия под названием «внезапная смерть», когдачеловек расстается с душой во цвете лет, без подготовки и предупреждения? Зачемэто Господу? Неужто лишь в пример и назидание прочим? Но как же тогда тот, ктоумер? Достойно ли человеку быть всего лишь назидательным примером для других?

Так углубилась в непростые раздумья, что неуслышала шагов – вздрогнула, когда у самого уха раздался долининский голос.

Как ни в чем не бывало, словно и не было двухс половиной дней молчания, следователь спросил:

– Ну-с, сестра, и что вы обо всем этомдумаете?

– О чем?

– Вы ведь отлично поняли. – Лицо СергеяСергеевича колыхнулось нетерпеливым тиком. – У вас наверняка выстроиласькартина преступления., Кто, как, с какой целью. Вы женщина проницательная,острого ума, с превосходным чутьем. Оказали мне неоценимую помощь на этапедознания.. Так не останавливайтесь на полпути. Говорите. Гипотезы, догадки,самые фантастические предположения – я за все буду благодарен.

Если бы вопрос был задан не теперь, а дослезного объяснения с Митрофанием, Пелагия непременно поделилась бы с СергеемСергеевичем всеми своими соображениями. Однако разговор с владыкой и данноеобещание произвели в монахине решительную перемену. Чистосердечно признавшисьсебе, что в ее согласии ехать в Строгановку главную роль сыграли суетный азарти греховная любознательность, инокиня строго-настрого запретила себе размышлятьо том, куда подевался Стеклянный Глаз, он ли убил «пророка», и если он, топочему – из ненависти ли, из корысти ли, либо же по иным мотивам.

Следователю ответила смиренно, опустив глаза:

– Даже и не думала об этом. Не моего ума дело.У вас, должно быть, сложилось впечатление, будто я мню себя сыщиком в рясе.Уверяю вас, сударь, это не так. К лицу ли чернице путаться в мирские дела, даеще этакого греховного свойства? Если я в тот день и наговорила лишнего, то этоот потрясения при виде мертвого тела. У вас, сударь, свои занятия, у меня свои.Бог вам в помочь, а я буду молиться за успех ваших трудов.

Он посмотрел на нее в упор, испытующе.

Потом вдруг улыбнулся – ясно, дружественно:

– Жаль. Подедуктировали бы вместе. А ещебольше жаль, сестрица, что вы не служите в сыске. У нас женщин-агентов немного,но каждая стоит десятка мужчин. Вы же с вашими способностями стоили бы сотни.Ладно, не буду вам мешать. Вы, кажется, читаете молитву?

Отошел к костру, и с этого момента егоповедение переменилось, он стал прежним Сергеем Сергеевичем – умным и немногонасмешливым собеседником, в разговорах с которым время понеслось и быстрей, инасыщенней.

Теперь Долинин предпочитал ехать не впереди, арядом с повозкой. Иногда сгонял зытяка с козел, брал вожжи сам. Бывало, что испешивался, ведя лошадь в поводу. Предложил раз и Пелагии проехаться верхом, ноона отговорилась иноческим званием, хотя очень хотелось, как в далекие времена,сесть в седло по-мужски, сжать коленями горячие, налитые бока лошади,приподняться в стременах и припустить влет по мягкой, звонко причмокивающейземле...

Насмешливый тон Сергея Сергеевича монахиню нераздражал, скорее импонировал, потому что в нем совсем не было цинизма, стольраспространенного в образованной части общества. Чувствовалось, что это человекс убеждениями, с идеалами и – что по нынешним временам уж совсем удивительно –человек глубокой, не суесловной веры.

Из-за соседства с печальным грузом беседасначала все крутилась вокруг жертвы.

От Долинина монашка узнала кое-какиеподробности о грешной жизни «ловца душ».

Проповедовать новоявленный мессия,оказывается, начал не столь давно – года два тому, однако успел обойти чуть неполовину губерний и обзавелся немалым числом последователей, преимущественносамого простого звания. Толпами «найденыши» не собирались, массовых шествий неустраивали, однако внимания обращали на себя много – и своими бело-синимихламидами, и демонстративным неприятием христианства вкупе с православнойцерковью. При этом смысл Мануйлиной проповеди, как это обычно бывает удушесмутителей, поднявшихся из темной гущи народа, был туманен и логическомуизложению не поддавался. Что-то такое, направленное против воскресного дня,священнослужителей, икон, колокольного звона, воинской повинности, свиноедства,еще невнятное прославление еврейства (хотя самих евреев Мануйла, если онвправду происходил из медвежьего угла Заволжской губернии, здесь и видеть-то немог) да всякая прочая чушь.