Пелагия и красный петух - Борис Акунин

В конце концов, рассказывал Долинин, бродячийпроповедник заинтересовал самого обер-прокурора Победина, по долгу службы зоркоследящего за всякого рода ересями. Сановник призвал к себе лапотного мужика изатеял с ним духовную дискуссию. («Константин Петрович любит духовноеединоборство с еретиками, только чтоб непременно побеждать, в соответствии сфамилией», – усмехнулся Сергей Сергеевич, рассказывавший этот случай вкомическом ключе, но, впрочем, безо всякой язвительности.) А Мануйла, не будьдурак, выждал, пока прекраснодушный обер-прокурор обернется к образу Спасителяперекреститься, да и стибрил со стола золотые часы с алмазами, подаренныеПобедину самим государем. Был уличен в краже, отведен в участок. ОднакоКонстантин Петрович пожалел бродягу и отпустил на все четыре стороны. «Дажесфотографировать не успели или бертильонаж сделать, а насколько это облегчилобы сейчас мою задачу!» – с сожалением вздохнул рассказчик, а заключил словами:

– Лучше б не выпускал, всепрощенец несчастный.Сидел бы Мануйла в кутузке, да жив был.

– Грустная история, – сказала Пелагия,дослушав. – А грустнее всего то, что православие, казалось бы, природная нашарелигия, многим из русских людей не дает душевного утешения. Не хватает в нейчего-то для простого сердца. Или же, наоборот, есть что-то примесное,неправдивое – иначе не шарахались бы люди от нашей церкви во всякие нелепыеереси.

– Есть. Все в нашей вере есть, – отрезалДолинин, и с такой неколебимой уверенностью, которой Пелагия от этого скептикане ожидала.

Реплика монахини отчего-то разволноваласледователя. Он некоторое время колебался, а потом, покраснев, сказал:

– Я вот вам расскажу... про одного человекаисторийку... – Сдернул пенсне, нервно потер переносицу. – Да что уж там проодного» – про меня история. Вы умная, все равно догадаетесь. Вы, сестра, второесущество на свете, кому мне захотелось рассказать... Не знаю почему... Нет,вру. Знаю. Но не скажу, не важно. Захотелось, и все.

С Сергеем Сергеевичем что-то происходило, онволновался все сильней и сильней. Пелагии это состояние в людях было знакомо:носит в себе человек нечто, жгущее душу, терпит, сколько может, иной разгодами, а потом вдруг возьмет и первому встречному, какому-нибудь случайномупопутчику самое больное и выложит. Именно что случайному, в этом вся соль.

– Обычная история, даже пошлая, – началДолинин, кривовато усмехаясь. – Таких историй вокруг полным-полно. Не трагедия,а так, сюжетец для скабрезного анекдота про мужа-рогоносца и блудливую жену...Была у одного человека (который перед вами, но я уж лучше в третьем лице, такприличнее) молодая и прекрасная собой жена. Он ее, разумеется, обожал, был счастливи полагал, что она тоже счастлива, что проживут они вместе до гроба и, какговорится, скончаются в один день. Ну, не буду рассусоливать – материяизвестная... И вдруг – гром среди ясного неба. Полез он за какой-то ерундой вее ридикюль... Нет, я лучше уточню, потому что это еще подчеркнет пошлость икомизм... Ему, дураку, пудреница понадобилась, прыщ присыпать, посколькупредстояло важное выступление в суде, а тут, понимаете, прыщ на носу, неудобно.То есть это мне тогда казалось, что выступление на процессе – штука оченьважная, – перешел-таки с третьего лица на первое Сергей Сергеевич. – До тойминуты, пока я в ридикюле записочку не обнаружил. Самого что ни на естьпикантного свойства.

Пелагия ахнула.

– Я же говорю, история пошлейшая, – оскалилсяДолинин.

– Нет, это не пошлость! – воскликнула монашка.– Это худшее из несчастий! А что часто случается, так ведь и смерть нередкость, но никто ее, однако, пошлой не называет. Когда единственный на всемсвете человек предает, это еще хуже, чем если б он умер... Нет. Это я греховноесказала. Не хуже, не хуже.

Пелагия побледнела и два раза резко качнулаголовой, словно отгоняя какое-то воспоминание или видение, но Сергей Сергеевична нее не смотрел и, кажется, даже не слышал возражения.

Продолжил прерванный рассказ:

– Бросился я к ней требовать объяснений, а онавместо того, чтобы прощения просить или хоть соврать, говорит: «Люблю его,давно люблю, больше жизни. Не решалась тебе сказать, потому что уважаю и жалею,но раз уж так вышло...» Оказался наш давний знакомый, друг семьи и частыйгость... Богат, хорош собою, да еще и «сиятельство». Долго ли, коротко ли,переехала она к нему. Я совсем голову потерял. Какая там служба, какие важныепроцессы, если мир рушится... Никогда бы не подумал, что могу униженно умолять,рыдать и прочее. Смог, преотличным образом смог! Только все впустую. Жена моя –существо доброе, сострадательное. Когда я рыдал, она вместе со мной слезыпроливала. Я на колепи, и она тоже сразу – бух! Так и ползаем друг переддружкой. «Ты меня прости», «Нет, это ты меня прости», ет цетера, ет цетера.Однако при всей сострадательности дама она твердая, с важного не сдвинешь – этоя и раньше в ней знал. И уважал. Конечно, и теперь не сдвинулась, только зря ятерзал ее и себя. А однажды, воспользовавшись тем, что я разнюнился [здесь вголосе Сергея Сергеевича впервые прорвалось прямое ожесточение], она выпросилау меня отдать сына. Я отдал. Надеялся благородством и жертвенностью впечатлить.И впечатлил. Только вернуться ко мне она все равно не вернулась... И знаменитыйпроект, реформаторский-то, написал я именно тогда. С тайной, почти безумнойцелью. Нарушил все субординации, тон взял предерзкий. Думал: выгонят со службы– так уж все равно, пускай одно к одному. А ну как вознесусь, карьеру сделаю?Ведь мысли-то неглупые, государственные, давно выстраданные... Сначала ивправду от должности отстранили. Я не содрогнулся, даже удовлетворение испытал.Ну, так тому и быть, думаю. У меня, видите ли, как раз в ту пору один плансозрел.

– Какой план? – спросила Пелагия, догадываясьпо тону, что план был какой-то очень нехороший.

– Отличнейший, – усмехнулся Долинин. – Дажеединственный в своем роде. Дело в том, что у счастливых любовников свадьбанаметилась. Ну, не вполне, конечно, полноценная, потому что венчания быть немогло, однако же нечто вроде свадебного пира. В столице ведь нравы не то что впровинции, там теперь и свадьба с чужой женой не редкость. «Гражданский брак»называется. Подготовили они все на широкую ногу. По-современному, безханжества. Уж пир так на весь мир. В том смысле, что настоящая любовь вышелюдских законов и злословия. А я сделал вид, что смирился с неизбежностью.Некоторые доброжелатели давно меня уговаривали «смотреть на вещи шире», вот я ипосмотрел. – Сергей Сергеевич сухо, кашляюще рассмеялся. – Таким агнцем, такимтолстовцем прикинулся, что – вы не поверите – был удостоен приглашения на сиепразднество любви, в числе прочих избранных. Тут-то план и возник... Сначалахотел по примеру жителей страны Восходящего Солнца прилюдно брюхо себе ножомвзрезать и внутренности прямо на свадебный стол вывалить – угощайтесь, мол. Нопридумал еще лучше.