Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 1 - Александр Дмитриевич Григорьев

на поклонение святыням и побывала в г. Тотьме, г. Устюге «у Прокопия Праведного», на р. Устье, в г. Шенкурске и Сии. Старухи, осведомив меня о ее знании и своенравном характере, безуспешно пытались пригласить ее ко мне; поэтому я отправился к ней сам, но без провожатых. Мне она сначала рассказала, а потом пропела старины: 1) «Ловля филина» и 2) «Роман и его дочь Настасья». Денег за пение она, как и Парасковья, не взяла.

197. Ловля филина

Да Матюша услыхал, / ко суседу побежал, —

Да ко соседу-ту к Петру / да ко Тарасовицю,

Колотилса под окном / да большим рошмако́м[421] да всё ша́бальником[422]:

«Уш ты стань-ко ты, Петруша, / пробудись-ко, мой сусед!

5. Ище що эко уцюдилосе, / що то удеялось?

Що за Кыркиной за лягой, / за Детковой за пожней, за Медвежьим наволоком,

Тут кошкой-то куня́рка<т>*, / собакой-то горьци́т*,

Пищит-верещит, / придикоиваё<т>* (так)».[423]

Собиралисе ребята / во едину во избу

10. Да садились вдруг / да по скаме́йкам в крук<г>.

Они сове́товали, / са́ми бесе́довали:

«Ище как же мы, ребята, / будём хилина ловить?»

Да Петруша ходит, слуша<т> — / не хилин ле седит;

А Матюша ходит, тюка<т> — / хоцё сосну рубить;

15. А Чика ходит, чика<т> — / хоцё хилина стрелет[ь].

Да стрелели хилина́ / да из большого ружья да из оленного.

Да попало хилину́ / по заду́ и по перу́.

Ище хилин трепеста́лса — / да Чика удриста́лса;

Хилин выше поднималса — / на со́сну, на суши́ну, на саму на верши́ну.

20.

Да сук не пригоди́лсе — / хилин на́ землю свали́лсе.

«Ище как же мы, ребята, / будём хилина делить?» —

«Да Петруши-то — полтуши, / Матюши — серы уши,

Ивану — ноги драны, / Борису — ноги ли[ы]сы!»

Да Петруша схватил хилина́ / да о́ землю хвоснул:

25. «Нащо его делить, / да как нельзя его варить?

Мы повесим хилиноцька / к Ушакову на гумёшку, на проежжу на дорошку;

Хто про́йдё и прое́дё, / тот и хилина споменёт:

28. “Топеря тебе, хилин, / не по соснам летать да не Ши́дмицей[424] пужать!”»

198. Роман и его дочь Настасья

Жыла была Настасья Романовна.

«Татенька, татенька! Где же моя маменька? куды она ушла?» —

«Да твоя-та маменька да в темны подгреба ушла!»

Да кидаласе Настасья Романовна,

5. Да кидаласе да во темны подгреба:

«Ище нету да моей матенки во темных подгребах!

Ище татенька, татенька! Где же моя маменька? куды она ушла?» —

«Да твоя-та, верно, маменька ко Божьей церкви ушла!»

Да кидаласе Настасья Романовна,

10. Да кидаласе Настасья да ко Божьей церкьви:

«Ище нету моей матёнки у Божьей церкьви!»

Она крест-от кладёт да по-писаному,

Да поклон-от отдаёт да по-уцёному.

Ище спрашивала Настасья у Божьей церкви:

15. «Ище где же моя маменька? Куды она ушла?»

Как пошла наша Настасья да от Божьей церкви, —

Тут бежи́т-спеши́т да два серы́х волка.

«Уш вы волки, вы волки, се́ры волки!

Вы куды́ бежите́, да вы куды́ спешите́?» —

20. «Мы бежим, мы спеши́м, да где Роман жону убил,

Где Роман жону убил да в цисто полё схоронил!»

Как пошла наша Настасья Романовна,

Как пошла она да слезно плакала:

«У́ш ты та́тенька, та́тенька! Не́ту мо́ей ма́тенки!

25. Ты мою-ту родну матён[к]у убил

да в цисто полё под ку́стик схорони́л!» —

«Не плаць-ко, не плаць, моя Настасья Романовна:

Я тибе куплю да всё кунью шубу!» —

Мне не надо, не надо кунья шуба, —

30. Мине надо родна да родна маменька!» —

«Ты не плаць-ко, не плаць, моя Настасья Романовна:

Я тибе возьму да [молоду][425] маменьку!» —

«Мне не надо, не надо молода матенка!

Мине надо-то, надо стара матенка:

35. Молода-та мати да тибе — мол[о]да жона,

36. Да мине молода-то жона — да ли́ха мачеха!»

Кушкопала

Ку́шкопала стоит на левом берегу р. Пинеги при впадении в нее реки Ю́лы, выше д. Ёркина на 5 верст, в стороне от тракта (тракт здесь на правом берегу); состоит она из нескольких околков, из которых один называется Э́дома и стоит на высоком месте, а остальные лежат ближе к реке и на наволоке.

Кокорина Крестина Егоровна

Крестина (Христина) Егоровна Кокорина — крестьянка д. Кушкопалы, околка Эдомы, 77 лет (как кажется, старообрядка). Родом она из д. Шардонемы, из семьи Мироновых. Она — тетка сказительницы в д. Шо́тогорке Матрены Скомороховой, от мужа коей я узнал о Крестине за 50 верст. Крестина с своими родными находится теперь в бедственном положении, так что даже ходит просить. Муж ее, глухой старик, ничего не делает; женатый сын ее с больными ногами также ничего не делает, а между тем у него есть несколько малых детей. Единственной опорой и надеждой семьи был внук Крестины, но его в этом году весной задавило бревно при скатывании бревен с берега в реку. Поэтому теперь семью поддерживают Крестина и ее невестка. Узнав, что за старины (по ее, «стихи») я плачу деньги, она охотно согласилась петь; хотя во время пения на нее напало раздумье, хорошо ли она делает, но я все-таки уговорил ее продолжать. Она пропела мне три старины: 1) «Голубиная книга», 2) «Князь Дмитрий и его невеста Домна» и 3) «Мать князя Михайла губит его жену». Первую старину она выучила давно от какой-то старухи. Так как она пела хорошо, то я увидел, что ее последнюю старину о князе Михайле надо записывать длинным стихом, с перерывом по середине, в чем я прежде с другими сказительницами колебался, т. к. они (или зная плохо, или просто не желая) не повторяли некоторых полустихов, вследствие чего размер длинного стиха расстраивался. Она знает еще духовные стихи: 1) «Алексей, человек Божий», 2) «Вознесение