Мэрилин Монро - Дональд Спото

Именно тогда, когда они обдумывали эти и другие предложения, Билли Уайлдер прислал ей двухстраничную аннотацию картины, основывающейся на старом немецком фарсе, по которому он вместе с И.А. Л. Даймондом писал сценарий. Эта лента под названием «Некоторые любят погорячее»[382]предполагалась как безумная комедия, разыгрывающаяся в бешеные двадцатые годы и рассказывающая о двух музыкантах, которые случайно стали свидетелями резни, устроенной гангстерами в День святого Валентина[383]. Желая выйти из переделки живыми, они переодеваются женщинами и нанимаются в женский эстрадный оркестр, где на гавайской гитаре играет красивая блондинка Душечка Кейн. Ситуация создавала неограниченные комедийные возможности; кроме того, Мэрилин в роли Душечки исполнила бы парочку песен. И хотя это была такая роль, о которой она вроде хотела бы забыть, актриса настолько сильно верила в меткость выбора Уайлдера — памятуя о его последнем успехе, — что была готова вступить с ним в переговоры. Поздней весной было согласовано, что Мэрилин получит сто тысяч долларов и исторические десять процентов с прибылей от фильма. Она полагала, что это будет приятная и финансово выгодная цезура в ее прежней жизни, за время которой Артур как раз закончит «Неприкаянных».

Вечером 7 июля Мэрилин оставила Артура в Амагансетте, а следующим утром в обществе Паулы Страсберг и своего секретаря Мэй Райс прибыла в Лос-Анджелес. Журналисты и фоторепортеры заметили совсем светлые белокурые волосы Мэрилин, ее белую шелковую блузку, белую юбку, белые туфли и белые перчатки. Появившись в утреннем южнокалифорнийском свете, она буквально затмила солнце.

«Паула снова со мной, — сказала Мэрилин, при этом подвергнув себя, как обычно, развернутой самокритике, — поскольку она придает мне уверенность в себе и вообще очень помогает. Прошу понять меня; я не очень быстро выучиваю роль, но весьма серьезно отношусь к своей работе, и я не настолько опытная актриса, чтобы уметь сперва посплетничать на площадке с друзьями и всей съемочной группой, а потом запросто сыграть драматическую сцену. Снявшись в какой-то сцене, мне хочется отправиться прямиком в грим-уборную и там сконцентрироваться на своем следующем выходе, чтобы мои мысли все время бежали по одной дорожке. Испытываю зависть к людям, которые непринужденно встречаются со всеми знакомыми на съемочной площадке и рядом, весело шутят с ними и потом со смехом становятся перед камерой. Я же думаю исключительно о своем выступлении и стараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы получиться как можно лучше. И Паула придает мне уверенности в себе».

Пятидесятичетырехлетняя Мэй Райс была незаурядно умной, тактичной и достойной доверия помощницей, которая когда-то работала секретарем Элиа Казана, а потом, до 1956 года, — Артура Миллера. Потеряв отца в девятилетнем возрасте, она заботилась о больной матери и бабушке и смолоду пошла работать, чтобы содержать их обеих, а также своего брата Ирвинга, который стал кинорежиссером (в частности, именно он снимал киноверсию пьесы Миллера «Все мои сыновья»). Уже почти на протяжении трех лет она занималась всеми канцелярскими делами Мэрилин в Нью-Йорке — отвечала на письма ее почитателей, составляла календарный график ее встреч и дел, вела телефонные разговоры, а также сотрудничала с агентами и теми людьми, кто делал актрисе рекламу. По словам ее невестки Ванессы Райс, Мэй согласилась быть с Мэрилин в Голливуде в течение съемок картины «Некоторые любят погорячее», а также двух следующих фильмов, «потому что Мэй была одна на белом свете и у нее не было семьи — Мэрилин стала всей ее жизнью, ее работой и ее любовью. Она уже сообразила, что работа на Мэрилин порождает массу проблем и хлопот, но знала, что кинозвезды доставляют хлопоты».

Дела начались уже в тот же день после обеда, когда Мэрилин и Мэй помчались вместе с Билли Уайлдером и другими исполнителями главных ролей: Тони Кёртисом, Джеком Леммоном и Джорджем Рэфтом — на пресс-конференцию, организованную в отеле «Беверли-Хилс». К счастью, Мэрилин пришлось жить в отеле только кратковременно (чтобы подогнать костюмы, пройти пробы грима и взять несколько уроков игры на гавайской гитаре), во время съемок в павильоне студии «Голдвин». Когда в начале августа они приступили к реализации фильма, беспокойство, которое всегда сопутствовало Мэрилин в такие моменты, немного спало и смягчилось вестями, поступающими из Вашингтона и Нью-Йорка. Джо Раух смог добиться в апелляционном суде отмены приговора, обвиняющего Артура в неуважении к закону, показав, что Артур не был подробно проинформирован о необходимости сразу же, без оттяжек, отвечать на поставленные вопросы.

Вначале Мэрилин, ее режиссера и коллег-актеров не оставляло хорошее настроение. На протяжении последних шести лет все картины актрисы снимались в техниколоре; сейчас это было гарантировано контрактом, подписанным с «Фоксом», и потому она надеялась, что «Некоторые любят погорячее» тоже будет цветной лентой (хотя она делалась для студии «Юнайтед артисте»). Но нет, — пояснил ей Уайлдер, — этот фильм должен быть черно-белым, в противном случае грим двух мужчин, переодетых женщинами, окажется слишком ярким и броским, а потому — малоубедительным. Мэрилин не была в этом уверена, пока собственными глазами не увидела пробных кадров; с этой минуты картина снималась со стихийным, прямо-таки буйным оптимизмом, в результате которого все чувствовали себя чуть ли не безумно счастливыми.

Уайлдер также заметил, что Мэрилин стала более зрелой как актриса. «Инстинкт подсказывал ей, как она должна произносить свои реплики, — рассказывал Уайлдер через три десятка лет. — У нее было также удивительное умение вносить в текст что-то новое». Да и Паула оказалась полезной. «Это не подлежало сомнению, — сказал Руперт Аллан. — Паула давала Мэрилин чувство безопасности, в котором актриса нуждалась в процессе работы над фильмом, не создавая при этом ненужных сложностей, как Наташа».

И все-таки Уайлдер считал, что с Мэрилин по-прежнему трудно было взаимодействовать. Она все время опаздывала и требовала до бесконечности повторять и повторять дубли — ведь Страсберга научили ее делать нечто еще раз, и еще раз, и еще раз, пока она не почувствует, что делает это хорошо. И вот теперь она заставляла нас нескончаемо все повторять, наш до мелочей продуманный и разумно распланированный бюджет рос не по дням, а по часам, отношения в съемочной группе напоминали скотобойню, а я находился на грани нервного кризиса. По правде говоря, Мэрилин не была человеком трудным — она была просто невыносимой. Да, законченное произведение стоило всего этого, но тогда мы вообще не верили, что оно когда-либо будет закончено.

Иными словами, атмосфера на съемочной площадке вскоре после начала складывалась тяжелая. Джек Леммон и Тони Кёртис, с которыми Мэрилин играла большинство сцен, после десятого или пятнадцатого дубля были утомлены и озлоблены, поскольку Мэрилин все время прерывала снимаемую сцену где-то посередине, огорченная и раздраженная тем, что плохо произнесла какое-либо слово, или — так случалось еще чаще — уверенная, что могла бы сыграть это лучше. «Временами сцена, которую мы могли бы отснять за час, растягивалась до трех дней, — жаловался Уайлдер, — поскольку после каждого неудачного дубля Мэрилин плакала и нужно было поправлять ей макияж». Кроме того, Мэрилин приходила на съемочную площадку, не выучив наизусть текст, так что ей приходилось подсказывать, подбрасывать соответствующие слова на листочках или цеплять написанный текст к реквизиту.