Охота на гиену - Наталья Александрова

Римму Петровну такая реакция удивляла. Она не могла понять,как нормальный, развитый, образованный человек может не восхищатьсяизумительными пропорциями плоских и круглых червей, их поразительнойприспособляемостью и жизнестойкостью.

Кое-кто из сотрудников шепотом утверждал, что Римма читаетрукописи своих статей заспиртованному в банке восьмиметровому бычьему цепню, азлые языки поговаривали, что она собирается посвятить ему свою монографию.

Только одного Римма Петровна не переносила: когда ее любимыхгельминтов называли вульгарным словом «глисты».

В этот вечер пятницы в Институте животноводства было весьмаоживленно. Тому имелись три причины. Во-первых, приподнятое настроение всегдацарило в учреждениях вечером в пятницу, это осталось еще с советских времен.Во-вторых, что гораздо важнее, сегодня утром в институте выдали наконецдолгожданную зарплату за весь прошлый квартал. При такой радости каждыйсотрудник чувствовал себя именинником, а для прекрасного настроения имелась ещеи третья причина. Именно сегодня справлял свой юбилей старейший сотрудникинститута, всеми любимый профессор Сергей Аполлинарьевич Земляникин, начальникотдела полорогих. Сергею Аполлинарьевичу исполнялось семьдесят лет, но внешнеему никто никогда не дал бы его возраста. Профессор был высокий мужчина скрупной головой, сидящей на крепкой шее, — в отделе полорогих вообщеработали рослые полнокровные мужчины с красными лицами. Говорил профессоргустым басом, но при всей своей простецкой внешности был интеллигентнейшим иделикатным человеком. Профессор был сегодня доволен всем: и что выдализарплату, и что так кстати подвернулся юбилей, и теперь он сможет пригласить ксебе всех старых друзей и соратников. Торжественная часть была утром, егопоздравляла дирекция и даже из Москвы прислали телеграмму. Телеграмм вообщебыло много, но больше всего юбиляр обрадовался одной, присланной из опытногохозяйства. В ней содержалось поздравление с семидесятилетием и сообщалось, чтогордость института, племенной бык Сергуня замечательной гернзейской породы,повредивший незадолго до этого ногу, поправился, ест с аппетитом и приступил ксвоим обязанностям. Словом, профессор Земляникин был бы сегодня на верхублаженства, если бы не… Если бы не досадное препятствие в виде Риммы Точилло. Делозаключалось в том, что Римму никак нельзя было приглашать на юбилей. Потому чтоона будет весь вечер говорить о своей работе, то есть о глистах. И жена СергеяАполлинарьевича поставила ему вчера жесткое условие: или она, или Римма.Когда-то давно Сергей Аполлинарьевич уже сделал однажды такую глупость — позвалРимму, неудобно было отказать. Вечер был испорчен. Сотрудники маялись ипотихоньку убегали покурить на лестницу, жена и остальные родственники (небиологи) боролись с подступающей тошнотой. Остановить Римму не было никакойвозможности. После ее ухода в семье был жуткий скандал. Жена Земляникинаутверждала, что увлечение работой тут абсолютно ни при чем, что Римма делаетвсе нарочно, исключительно по вредности характера, и что ей, жене, со стороны виднее.В общем, сегодня Сергей Аполлинарьевич был озабочен только тем, чтобы Римма непрослышала, что он приглашает гостей, и не заявилась собственной персоной или,еще того хуже, не поняла, что ее не хотят видеть, и не затаила обиду. Этого-тоСергей Аполлинарьевич боялся больше всего.

Сотрудники, посвященные в сложную проблему, разбрелись покабинетам и усиленно делали вид, что работают. Римма пребывала в своем кабинетев обществе банки с цепнем, и младший научный сотрудник Леночка Мохеровская скафедры козоводства не раз уже подбегала к ее двери, цокая каблучками, иподсматривала в замочную скважину.

Рабочий день близился к концу. Надо было решаться.Земляникин жутко боялся Римму Петровну, но в данном случае жену он боялсябольше, да и не хотелось портить всем праздник. Профессор решился:

— Выходим по одному, в коридоре больше двух несобираться!

Перешептываясь, как дети, сотрудники на цыпочках устремилиськ выходу под неодобрительным взглядом сторожа Васильича. Васильич Римму самтерпеть не мог, но делал вид, что ни капельки ее не боится.

Земляникин позвонил жене, шепотом сказал ей, что едут, потомзапер кабинет и вышел. Проходя мимо двери с раздававшимся оттуда стуком пишущеймашинки, он замедлил было шаги, потом махнул рукой и почти побежал к лифту,столкнувшись по дороге с Васильичем.

— Ну ни пуха вам! — крикнул тот на прощание.

И уже войдя в лифт, профессор услышал, как стукнуло ведро,хлопнул себя по лбу и побежал по коридору.

Худая, изможденная женщина мыла пол. Вот она усталооблокотилась на швабру, и тут наскочил на нее профессор Земляникин. Он обнял ееза плечи и зашептал на ухо.

— Анна Давыдовна, голубушка, да бросьте вы вашиведра-тряпки хоть на один вечер!

Поедемте ко мне. Все у меня сегодня будут.

Посидим, повспоминаем, отвлечетесь…

— Спасибо, Сергей Аполлинарьевич, — слабоулыбнулась она, — да разве ж я могу работу бросить? Кто же за менясделает?

А если не уберу, то запросто выгонят меня. Так что желаю вамхорошего вечера, а я уж тут…

Тень набежала на радостное лицо профессора, но он отогнал ее,похлопал уборщицу по плечу и был таков. Анна Давыдовна поглядела ему вслед иочнулась только от окрика Васильича.

— Ты чего это, Анна, стоишь тут?

Она торопливо продолжила свое дело.

Васильич, которому было скучно, ходил за ней по пятам, тушилсвет и проверял запоры на дверях кабинетов. Еще он помогал уборщице двигатьмебель. Понемногу продвигались они к кабинету Точилло.

— Турну я сейчас эту Точилло! — хорохорилсяВасильич. — Что, в самом деле, пятница, а она сидит. Тебе же убиратьнужно.

Анна Давыдовна молчала. Она так устала, что не хотелатратить силы на пустые разговоры.

— Римма Петровна, можно к вам? — тихонько стукнулв дверь Васильич.

За дверью была тишина, только какие-то странные звуки, не токапанье, не то плеск раздавались ритмично.

— Что она там делает? — удивился Васильичвполголоса, но постучал увереннее, а потом открыл дверь и замер на пороге какизваяние.

Анна Давыдовна протиснулась мимо него и прижала руку кгубам, удерживая крик. На полу собственного кабинета лежала Римма ПетровнаТочилло, кандидат сельскохозяйственных наук и начальник лабораториигельминтологии, и глядела в потолок остекленевшими глазами. В груди у нееторчал нож, к ножу была приколота записка, а на животе лежала темно-краснаяроза, и капельки жидкости из разбившейся банки с восьмиметровым бычьим цепнемблестели на ней как бриллианты.

Банка разбилась не полностью, но цепень вывалился на пол илежал теперь у ног обожавшей его Риммы Петровны, как верная собака Амундсена,умершая на могиле своего хозяина.

Васильич шумно сглотнул и сделал шаг ближе. Анна Давыдовнапоследовала за ним.