Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова

– Расскажи мне, – повторил Сергей, – все по порядку.

– Да я не знаю, что рассказывать! Днем Костик поругался сБатуриным. Очень громко. Они орали, но, когда я зашла, замолчали. Гришка сразуушел, а Костик сказал, что ему нужно вечером со мной поговорить, ну, какобычно, когда на него находит, ты же знаешь.

– Знаю, – согласился Сергей.

– Мне это было неудобно, потому что Сергуня обещал приехать,и мне пришлось звонить, предупреждать его, что вечером будет Костик, но он всеравно…

– Сергуня? – пробурчал себе под нос Сергей, и Киранеожиданно смутилась – даже ее матовая кожа в низком вырезе свитера сталарозовой.

Как он умел смущать, ее бывший муж, удивительно даже!

Теперь он смотрел на нее, пристально и не моргая, как птицагриф, которую она однажды видела в передаче “В мире животных”.

Кира никак не могла вспомнить, о чем говорила.

– Костик собрался приехать, и ты должна была предупредитьСергуню, что романтическое уединение отменяется, – подсказал он бесстрастно.

– Я приехала… не помню когда. Потом приехал Сергуня. Мыпоужинали. Тиму ужин я отнесла в комнату. Он кривлялся и говорил, что ужинать сСергуней не станет. Потом я стала ждать Костика, а Сергуня изучал какие-то своибумаги. Костика все не было и не было, а потом Марья Семеновна заголосила налестнице, я выскочила, а она почти в обмороке, и Костик… лежит. Мертвый. Икровь кругом, целое море.

Ее вдруг так затрясло, что зазвенели браслеты на запястье.Кира перехватила их другой рукой, чтобы не звенели. Сергей встал, достал изхолодильника валокордин и накапал в ложку. По кухне поплыл резкий эфирный дух.

– На.

– Дай запить, – попросила она, и он почему-то сунул ей вино,оставшееся в его бокале.

– Кто вызвал милицию?

– Соседи. Михаил Петрович тоже выскочил, и я его попросила…

– Ты подходила к Костику? Трогала его?

Кира допила вино и посмотрела на бывшего мужа.

– Ты что? С ума сошел?

– Ты сразу поняла, что он… убит?

– Да! – крикнула Кира. – Да, поняла! У него вся одежда былав крови, и он лежал, и рука у него вывернулась!.. У живых руки так невыворачиваются!

– Ты трогала его, Кира?

– Да что ты ко мне пристал!

– Я не пристал. Я ничего не понимаю в убийствах, но даже яслышал про отпечатки пальцев!

– Про… какие отпечатки?

– Про такие! На нем могли остаться твои отпечатки пальцев?На портфеле, на очках, на чем-нибудь?

– Конечно, могли, – пробормотала Кира, – и не потому что яего… трогала, а потому что мы в одном месте работали, и я сто раз брала в рукиего портфель, папки, бумаги, ручки!

Сергей помолчал.

– Да, – сказал он наконец, – не слишком хорошо.

– Что не слишком хорошо?

– Все.

Кира моментально вышла из себя.

– Перестань говорить как Эркюль Пуаро, – процедила она, –меня это бесит.

– Тебя бесит, когда я говорю как Сергей Литвинов, тоже.

– Да, – согласилась она, – бесит. Когда ты изображаешьследователя по особо важным делам.

– Кира, мы должны во всем разобраться сами, как же ты непонимаешь?! Никто не станет выяснять, что произошло на самом деле! Еслинайдутся отпечатки, или следы, или не знаю что, какие-нибудь свидетельстватого, что это могла сделать ты, они немедленно решат, что ты это сделала.

– Почему? – с ужасом спросила она. Он вздохнул.

– Потому что это называется “громкое дело”! Потому что твойКостик не бомж с Казанского вокзала, а главный редактор политического журнала!Потому что завтра все газеты напишут, что он погиб в твоем доме, и никто неповерит, что ты не имеешь к этому никакого отношения! Уже сейчас никто неверит.

– А почему на лестнице его не мог поджидать… киллер? Всехбольших бизнесменов и неподкупных журналистов в нашей стране на лестнице раноили поздно поджидает киллер!

– Я рад, что тебе не изменило чувство юмора, – сухо заметилСергей после некоторой паузы, – киллеру логичнее было бы поджидать жертву в егособственном подъезде. В нашем… в твоем, – поправился он быстро, – киллерувообще неудобно. Кодовый замок и вахтер.

Кира налила себе вина и залпом выпила.

– Ты хочешь сказать, – начала она, тяжело дыша, – что мыдолжны найти убийцу и подарить его милиции, иначе милиция всерьез решит, чтоубийца – это я. Правильно я поняла?

– Ну конечно, – согласился он.

– Тогда мне лучше пойти и собрать веши, – заявила Кира иналила еще вина, – какие из нас сыщики! Из тебя особенно!..

Он не обратил никакого внимания на последнюю реплику, хотяона надеялась его задеть.

Задеть, чтобы он заорал, взбесился, чтобы стало понятно, чтоон выдумал все это просто для того, чтобы позлить ее, заставить чувствоватьсебя “маленькой преступницей”, и чтоб он непременно оказался благороднымгероем, в духе ее сына, и чтобы она почувствовала опасность и необходимостьзащиты.

Впрочем, ее муж никогда не был способен на такие тонкиечувства. Он всегда был прямолинеен, как штыковая лопата.

– Я не поняла, – уточнила она на всякий случай, – ты всерьезсчитаешь, что кто-то может подумать…

– Да, – перебил он, – всерьез считаю. И еще я считаю, что тыдолжна все вспомнить, все детали, все мелочи…

– Какие еще мелочи, Сергей?!!

– Как он сказал тебе о том, что приедет, куда он при этомсмотрел, не звонил ли у него телефон, не заходил ли кто-нибудь в это время, очем он хотел с тобой поговорить, почему так срочно, почему он поссорился сБатуриным, кто ненавидел его так сильно, чтобы убить.

– Ничего себе мелочи, – пробормотала Кира. Внезапно ей сталохолодно в свитере с низким вырезом, и она потянула с дивана плед.

Плед всегда лежал на гобеленовом диване, в самом углу. Тимнакрывался им, когда ему взбредало в голову пить на кухне чай и читать, иСергей часто подкладывал его под голову. Кира готовила ужин, а он сидел надиване, если сильно уставал, подложив под голову свернутый плед, и что-нибудьей рассказывал. Он любил сидеть близко от нее. Даже когда жизненноепространство расширилось так, что можно было существовать, почти не попадаясьдруг другу на глаза, – он все равно сидел на гобеленовом диване, вытянувдлинные ноги и мешая ей.

Только в последний год не сидел.