Дети луны - Борис Акунин

На самом деле палить он не рискнул бы. Инструктор подисциплине «Силовой захват» поручик фон Редерер учил курсантов: «Никогда нестреляйте бегущему по ногам, если нет полной уверенности, что попадете нижеколена. Иначе имеете шанс арестовать покойника. Пуля разорвет бедренную артерию– и готово».

Уверенности у Алексея не было. Проклятый Аспид нессяогромными прыжками, высоко подскакивая. Целиться – лишь время терять. Промажешь– плохо. Попадешь не туда, куда нужно, – вообще беда.

А главное, некуда ему особенно деться. Крыша кончается, а доследующей сажени две, если не три.

Но беглеца это не испугало. Не снижая скорости – наоборот,разогнавшись еще пуще, он оттолкнулся ногой и перемахнул на соседнюю крышу.Приземлился шумно, но ловко, на корточки. Выпрямился, загрохотал дальше.

– Уходит! Через соседний дом уходит! – что быломочи завопил Романов.

Из оконца к нему лезли Саранцев и Козловский.Проштрафившийся Штурм, очевидно, был оставлен в квартире.

– Прыгать надо. – Ротмистр прикинул на взглядрасстояние и топнул с досады. – Проклятая нога! Саранцев, давай ты!

Старший филер почесал затылок:

– Ваше благородие, у меня ноги короткие. Детей четверо…

У прапорщика Романова ноги были длинные, детьми обзавестисьон не успел, но и ему прыгать через черную расщелину ужасно не хотелось. Был бывысокий этаж, куда ни шло. Расшибешься в лепешку, и со святыми упокой. А стретьего упасть, поди, еще намучаешься перед смертью. Или останешься навечнокалекой.

– Крикните вниз, пусть не упустят, если что, –сказал Алексей.

И, согласно науке о психологическом трейнинге (английскоеслово, означает «предуготовление»), настроил нервно-импульсную систему наподходящий ситуации лад: вообразил себя легкокрылой птицей или взлетающимаэропланом.

Разбежался, скакнул, мысленно толкая тело вперед, вперед,вперед.

И сработало!

Правда, бухнулся на жесть коленями и грудью, больно, но этобыли пустяки.

– Молодец, Лешка, герой! – донеслось сзади. –За ним!

А куда «за ним»? Аспида впереди видно не было.

Больше всего Романов боялся, что гнусный трюкач так и пойдетсигать с дома на дом. Но на дальнем краю крыши гибкого силуэта видно не было.Значит, шмыгнул вон в то окошко, хочет спуститься через чердак.

Повеселев, прапорщик бросился вдогонку. По земле бегать –это вам не по небу летать.

Лестница, на которую Романов попал с крыши, была ещегрязней, чем в соседнем доме. Видно, здесь проживала совсем незамысловатаяпублика. Пахло бедностью: вечными щами, стиркой, плесенью. На ступенькахвалялись окурки и картофельные очистки. Освещение отсутствовало вовсе, и если бне чахлые потуги пробивавшегося рассвета, бежать было бы невозможно. И так-топриходилось держаться за перила, чтоб не поскользнуться на какой-нибудь дряни.

А вот человек-змея, кажется, видел в темноте не хуже филина.Он несся, прыгая через три ступеньки. Прапорщик еще не одолел первый пролет, амим уже достиг двери.

Он выскочил из подъезда с треском и пружинным визгом, какчертик из шкатулки – маленький, стремительный, почти невидимый в своей чернойпижаме.

Но один из саранцевских ребят подоспел вовремя. Свое делоагент знал на ять: не торчал на тротуаре, а спрятался за афишной тумбой. Раньшевремени себя не обнаружил, не стал орать попусту «Стой!» (ясно было, чтонеугомонный циркач все равно не остановится) – просто, когда Аспид пробегалмимо, подставил ему ножку.

И живчик грохнулся наземь с хорошего разбега, растянулся вовесь свой небольшой рост. А филер упал ему на спину, прижал к булыжникам иторжествующе прорычал в самое ухо:

– Побегал, будя!

Вопреки всем законам анатомии и физиологии Аспид развернулголову чуть не на 180 градусов, будто держалась она не на позвонках, а нашарнирах, и с хрустом вцепился агенту зубами в нос. От неожиданности и болифилер ослабил хватку и в следующее мгновение был сброшен.

Перекатившись по мостовой, человек-змея оказался накорточках. Изготовился взять новый разбег, но тут налетел запыхавшийся Романови приложил упрямца рукояткой револьвера по затылку. Удар получился знатный:точный, экономичный, не слишком сильный. Инструктор фон Редерер остался быдоволен.

Когда, полминуты спустя, подбежали остальные, Аспид уженачинал приходить в себя, помаргивал ресницами. Он лежал на животе. Правымколеном Романов жал арестованному на спину, левой рукой выкручивал запястье,дуло вдавил в висок – рисунок из методического пособия, да и только. Рядомшмыгал прокушенным носом грустный филер. Переживал, что упустил хорошуювозможность отличиться.

Последним прихромал Козловский. Он был полностью обут,помахивал стеком. Шел солидно, не спеша, как и подобает начальнику. Официальнопоздравил:

– Молодцом, прапорщик. Задание исполнили отлично.Мотайте на ус, пентюхи. Вот что значит наука.

Остановился над поверженным врагом.

– Где, говорите, у него рептилия спрятана?

– В правом рукаве, ваше благородие, – ответилсконфуженный агент Штурм.

Князь ударил лежащего тросточкой по руке. Из пижамы,обиженно шипя, выструилась черно-красная ленточка.

С размаху Козловский ударил, не попал. Замахнулся снова.

– Не убивайте! Что она вам сделала? – попросилАспид. – Она не ядовитая. Ужик это, девочка. Я ее кисточкой раскрашиваю.

Голая, неуютная комната, в которой всё перевернуто вверхдном. Единственное украшение, цирковые афиши, и те сняты со стен. Аляповатыетигры, щерящие пасть, кони на задних копытах, танцующий медведь в юбке иплаточке валяются на полу. В комнате заканчивается обыск. За окном уженаступило белесое пасмурное утро.

Проворного арестанта на всякий случай приковали к кровати.Он сидел беспокойно, всё ерзал на месте. Помилованная Жалейка мирно спала у хозяиназа пазухой, высунув свою размалеванную головку.

Осмотрено было уже всё, кроме книг, которые занималинесколько вместительных полок. Преобладали два вида чтения: книги про животныхи дешевые приключенческие библиотеки – про Шерлока Холмса, Ната Пинкертона,Ника Картера.

Саранцев педантично, том за томом, перелистывал Брэма.Алексей проглядывал детективы в цветастых обложках. Двое рядовых филеров стоялинад Аспидом, не сводя с него глаз. Один Козловский сидел на стуле нога на ногуи курил папиросу за папиросой.

Он попробовал побудить арестованного к чистосердечномупризнанию и сотрудничеству, не преуспел и теперь ждал результатов обыска.