Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

он увидел в этом молодом знатном мужчине нечто особенное. Нечто совершенно иное. Художник подозревал, что вряд ли сумеет разгадать загадку, если не станет изучать день за днем облик Аномандера из Обители Пурейк, каждым движением кисти срезая с него слой за слоем, вплоть до самой кости, а потом и продираясь сквозь кость. Никто, даже высокородные, не могли обладать тем, чем обладал Аномандер, – почти первобытной уверенностью в себе и взглядом, способным в одно мгновение охватить тысячу лет.

Будь это кто-то другой, Кадаспала счел бы подобное проявлением безумия – тирании, или циничного пресыщенного взгляда историка, или того и другого сразу, поскольку каждый историк наверняка был в душе тираном, вооруженным до зубов оружием фактов и истины; и если тирания не процветала среди обмана и самообмана, то где же еще ей было благоденствовать? Он сразу же раскусил бы честного историка – сломленного, рыдающего, не способного вымолвить слово или даже посмотреть в глаза окружающим. Но все ученые, с кем Кадаспала сталкивался, лишь самодовольно похвалялись своими якобы знаниями, и на доске или холсте их лица выглядели столь же лишенными глубины, как и любые другие.

Но он не замечал ни малейшего цинизма у Аномандера, как почти не замечал и его привилегированного положения, а понятия силы и слабости как будто сливались между собой в восприятии повелителя, пока у Кадаспалы не возникла мысль, что, возможно, он каким-то образом на протяжении своей жизни поменял местами их значения. Тот, кто мог предложить слабость в виде силы, находился в полном согласии со своим собственным могуществом.

И все же, когда Кадаспала думал об Аномандере, его преследовали страхи и чувство какой-то безымянной, безликой опасности. Если бы повелитель не отказал ему, он бы теперь знал правду, от поверхности до самых корней, все тайны бы исчезли, найдя свое выражение на доске или холсте, и все стало бы гораздо менее мрачным.

«Не преследуй меня, Аномандер. Не сегодня ночью, накануне того дня, когда твой брат возьмет Энесдию за руку и украдет ее у меня. Умоляю, не сегодня ночью, когда я проклинаю надвигающуюся тьму и мать, которая умерла, чтобы дать жизнь столь совершенной красоте. Умерла, сломав этим судьбы мужу и сыну. Только не сегодня ночью, когда все заканчивается, но не начинается ничего нового.

Андарист станет рукой, которая творит, а Сильхас – рукой, которая только и ждет, чтобы все разрушить. Аномандер, сам ты сполна обладаешь обеими этими способностями, но стоишь где-то посередине, беззащитный и вместе с тем неприступный. Эй, вы, три братца! Близится война. Она начнется уже совсем скоро. Как вы ответите?

Аномандер, где твоя слабость и как она может оказаться твоей силой? Покажи мне, и я в свою очередь обещаю не преследовать тебя так, как сам ты сейчас преследуешь меня. Но берегись, если не сумеешь: клянусь, я никогда не оставлю в покое твою душу».

Единственное, в чем Кадаспала мог не сомневаться: как бы унижена и опустошена ни была Энесдия, ей, по крайней мере, ничего не угрожало, учитывая мягкость и обходительность Андариста. Правда, отсюда вовсе не следовало, что сестру удалось уберечь, и при мысли об этом художнику становилось не по себе.

Закутавшись в плащ, он поудобнее устроился в шалаше. Слишком уставший, чтобы разводить костер, создавая себе ложный комфорт, Кадаспала закрыл глаза и попытался заснуть.

На холме, возвышавшемся на самой границе владений дома Энес, когда-то стояла сторожевая башня, но после некоего, случившегося еще в древности конфликта, затерявшегося в анналах семейной истории, башня эта сгорела, а затем ее полностью разобрали, так что остались лишь камни фундамента. Голую землю вокруг каменного кольца и заполненной отбросами ямы усеивали обломки гравия и глиняные черепки, потрескавшиеся от огня. По юго-восточному склону вела к большой дороге единственная тропа.

Крил смотрел на поместье с вершины холма. Быстро смеркалось. Черная река уходила в сторону от дороги, огибая холм и змеившись за домом и его окрестностями. Все выглядело вполне мирно.

Рядом с ним всматривался в даль капрал Риис. Мгновение спустя он спешился и присел на траву:

– Лейтенант, как вы и говорили тогда на дороге: их около дюжины и они приехали сюда. Затем же, зачем и мы.

Крил увидел, что на шесте нет никакого знамени. С холма видны были внутренний двор и каретный сарай, двери которого были распахнуты. Из трубы над столовой поднимался дым. Во дворе суетились несколько фигур, за которыми наблюдали с лужайки двое стражников у ворот.

– Разведчики, – сказал Риис. – Повелитель был прав, опасаясь за свой дом.

– Вряд ли, – ответил Крил.

– Лейтенант?

– Они приехали сюда, посмотрели и увидели, что народа мало, повелителя нет, а экипаж уехал.

– Самое подходящее время, чтобы напасть.

– Но они ведь этого не сделали? Почему?

– Может, смелости не хватило?

Крил покачал головой, чувствуя, как холодный кулак страха сжимает ему грудь:

– Поместье – не их цель, капрал. Они не напали, потому что свадебная процессия уже уехала. Стало быть…

– Лейтенант, они бы не посмели. Одно дело – истребить подчистую отрицателей. Но обернуть оружие против высокородных, против Великого дома… Да они потом никогда не смогли бы оправдаться именем Матери-Тьмы.

– Против высокородных, которые терпят отрицателей на своих землях, – уточнил Крил. – Повелитель Джайн об этом говорил.

– Но, лейтенант, речь идет о невесте самого Андариста.

Крил удивленно взглянул на капрала.

Риис снял шлем и провел рукой по редким волосам.

– Виноват, лейтенант. Просто… у меня есть друзья в легионе. Лучшие друзья. Мужчины и женщины, с которыми мы вместе сражались. Никто из них не согласился бы с тем, что вы сейчас сказали. Вы говорите о преступлении. О неприкрытом убийстве. Да повелитель Урусандер первым выследил бы убийц и повесил их всех.

– Изменники, – объяснил Крил. – Или бандиты. Или, возможно, вину возложат на отрицателей, если останутся соответствующие следы. Ведает Бездна, они могут даже вовлечь в это Драконуса. Их оружие – обман. Любое убийство или хаос попросту вызовут у всех желание навести порядок, и народ станет требовать возвращения легиона.

– Они этого не сделают, – прошептал Риис.

– Им нужно быстро нанести удар, – продолжал Крил, – прежде чем те, кто едет из Харканаса, доберутся до места свадьбы. Неужели ты еще не понял, Риис? Вызвать гнев братьев, даже слепую ярость – и чья рука тогда развяжет гражданскую войну? – Он взял поводья. – Садись в седло. Мы едем в поместье, и там я оставлю тебя на попечение кастеляна.

– А вы, лейтенант?

– Мне нужна свежая лошадь. Нет, даже две. Я буду скакать всю ночь. Сержант Агалас уже должна