Фронтовой дневник (1942–1945) - Василий Степанович Цымбал

хозяйство одной дивизии. В нем, по моей договоренности со старшиной, мы питаемся. В этом хозяйстве работает человек 15 девушек – полек и украинок, – раньше находившихся на работе у немецких бюргеров. В свое время девушки были насильственно увезены немцами для работы в Германии. Красная Армия освободила их. Многие из них оставлены в воинских частях для хозяйственных работ.

Эти девушки хорошо откормлены и, конечно, давно не целомудренны. Особенно часто пасутся на этих злачных местах старшины. Среди девушек есть интересные и много соблазнительных. Я смотрю на них как кот на сало, иногда пощупываю и горю желанием. Недавно в нашем подвале, где одна из этих девушек набирала картофель, я стал целоваться с нею и просто весь загорелся.

Я тоже с удовольствием сделал бы «фик-фик», но мне склонить к этому девушку трудно, потому что они ежедневно не имеют отбою от молодых ребят.

18 апреля 1945 г.

Сегодня с утра я ушел на повреждение. Проходил часа три, устранил скрещение проводов и ликвидировал наброс. Когда я вернулся домой, то столкнулся с фактом, который крайне возмутил меня.

У меня в сумке был довольно приличный костюм и кое-какие вещи, которые я собирался отослать в посылке. Так вот, командир взвода Попов залез в мой мешок и забрал этот костюм себе. Герман Кореньков прислал мне замечательные и совершенно новые брюки, так их Попов тоже забрал и запечатал в свою посылку, чтобы отослать домой. Факт этот крайне возмутил и расстроил меня. Я думал, что, вернувшись домой, буду обеспечен рабочим костюмом и иметь замечательные, дорогие и модные праздничные брюки.

Комвзвода заявил мне, что это все будет носить его тесть, а мне это не нужно. «Ты, вернувшись, будешь не директором, а дворником». Мало того, что он обидел меня, заграбастав мои вещи, но он еще, скотина и тупица, стал оскорблять меня.

Получил письмо от Самусенко и Вали Бардаковой. Самусенко где-то около Аппельна.

Валя пишет:

«Сегодня за несколько месяцев получила Ваше письмо. Как я вам благодарна».

Дальше она просит, чтобы я прислал ей фотокарточку: «Ваш образ как-то уже затушевался в моей памяти. Я смутно представляю ваше лицо, такое хорошее, приятное. Так хочется увидеть вас таким, какой вы там, на фронте, в своей стеганой куртке, с котелком. Как я хочу!.. Боже, когда это будет. Пусть вы изменились внешностью, но душа осталась та же, прежнего Цымбала! А это главное».

21 апреля 1945 г.

Позавчера нам сделали прививку вакцины от столбняка, брюшного тифа, дизентерии. Мы все заболели. Болит голова, ломит кости, температурит, а главное, невероятно болит место укола, под правой лопаткой. Нельзя поднять руку, нельзя нагнуться.

А тут работа подвалила – ремонтировать линии. Это обычно бывает перед сдачей участка. Вероятно, мы скоро уедем.

Остатки немцев в Восточной Пруссии добиваются, если уже не добиты, в порту Пилау.

Несколько удивляет, что наши войска не наступают в районе Одера по направлению к Берлину. Есть опасность, что союзники в Берлин войдут раньше нас, т. к. они от Берлина, как и мы, уже км в 70–60.

Я все больше настраиваюсь для гражданской жизни. За всю войну приобрел довольно приличные немецкие сапоги, в которых неплохо ходить на гражданке. Правый сапог мне привез из Кенигсберга Герман Кореньков, левый я выменял за сахар у сапожника. Сапоги одинаковы и неразличимы. Я продолжаю ходить в ботинках, а сапоги берегу к гражданке. Недавно выдали нам летнее обмундирование, и я жалею, что у меня нет запасной пары старого, чтобы сохранить новое зимнее.

22 апреля 1945 г.

Союзники приблизились к Берлину на расстояние 50–60 км, и наши войска Центрального фронта перешли в наступление на Берлин и Дрезден из района Одера. Сегодня передано по радио, что наши войска вплотную подошли к Берлину и ведут бои в его пригородах.

В Восточной Пруссии Пилау все еще не взят. Немцы сидят на косе шириной до 2 км и длиной до 30 км. Вся эта лента превращена в сплошную линию обороны. Сюда немцы сосредоточили все, что удалось увезти из Кенигсберга и с Земландского полуострова. Большую роль в ликвидации этого последнего пристанища немцев в Восточной Пруссии должна сыграть авиация, но всю неделю шли беспрерывные дожди, и погода была нелетная. Только сегодня с полудня из‑за дождевых туч временами проглядывает солнце.

Перемен в нашей жизни пока не произошло никаких.

24 апреля 1945 г.

Войска 1‑го Белорусского фронта прорвали глубоко эшелонированную оборону, прикрывающую Берлин с востока, продвинулись на 60–100 км и ворвались в столицу Германии – Берлин.

Войска 1‑го Украинского фронта продвинулись на 80–100 км и ворвались в Берлин с юга. На Дрезденском направлении наши войска вышли к Эльбе.

Союзники несколько замешкались у Гамбурга. Они должны бы одновременно с Красной Армией ворваться в Берлин с севера и запада. Соединение войск союзников с Красной Армией произойдет, вероятнее всего, в районе Дрездена.

О Пилау в сводке ничего не сообщается. Наверное, там готовится окончательный удар.

Продолжаем жить на точке под Кенигсбергом. Вчера приезжали капитан и старшина. Распекали нас и старшего лейтенанта; заставили чистить немецкий навоз, делать уборку двора и прочую хреновину, которая делается обычно, когда заканчиваются боевые операции, а мы перед тем, как уехать на другое место, находимся как бы на отдыхе.

26 апреля 1945 г.

Красная Армия стремительно продвигается вперед. Берлин окружен со всех сторон, но встреча с союзниками еще не произошла.

Вчера гвардии старший лейтенант, Белов и я ездили в Кенигсберг за кабелем. День был хороший, солнечный, весенний. Лошадь, которую недавно выменяли, оказалась хорошей и возила нас весь день бегом.

Я посмотрел Кенигсберг, т. к. мы несколько часов ездили по его улицам.

Кенигсберг – большой город. В нем жило до войны 360 тыс. населения. Больше всего 5–6-этажных домов. Основной цвет – кирпичный. В городе много площадей, каналов, озер. Протекает река Прегель. Сейчас город представляет груду развалин. Я за несколько часов не увидел ни одного целого дома. Таких разрушений не видел за всю войну. Не представляю, что его можно восстановить.

В городе нет ни населения, ни воинских частей, т. к. жить негде. Все разрушено. Регулировщики живут в шалашах, сбитых из досок. Воинские части, население расположены в пригородах, где не так велики разрушения и куда не достали все истребляющие пожары.

Молодых немцев и немок я почти не встречал. Бредут по дорогам с узелками и с детскими колясками, нагруженными всяким скарбом, старики, старухи, дети. Молодые женщины обычно разобраны по воинским