Фронтовой дневник (1942–1945) - Василий Степанович Цымбал

делал нары, навешивал дверь, т. к. вагон оказался без двери. Так прошла вся ночь в напряженном труде на голодный желудок. На рассвете я со старшим сержантом Суворовым ходил разыскивать трубы для печки. Мы намесили много грязи и ничего не нашли.

Часу в третьем ночи разнеслась весть о том, что Германия полностью капитулировала и война окончилась. Кругом началась стрельба, не только на станции Инстербург, но и в окружающих районах. Стреляли зенитки перекрестным огнем трассирующими снарядами. Красиво взвивались вверх разноцветные ракеты, освещая беспорядок погрузочных платформ. Я не слышал точно о капитуляции Германии. В чужих устах это получает всегда неправдоподобный характер. Но сегодня в 8 ч. вечера я услышал приказ о взятии Праги. Значит, Германия капитулировала не везде?

Сейчас уже смеркается. Восточная Пруссия оставлена, вероятно, навсегда. Мы переехали Неман. Снова Неман! И находимся в Литве.

Поезд уже несколько часов стоит в Каунасе. Куда мы едем, сказать трудно. Поговаривают, что пока в Кировскую область.

Вместе с товарищами оборудовали свою платформу: забили досками бока от ветра и плащ-палатками верх от дождя. Пришел наш гвардеец и установил свою кровать как раз на том месте, где были мое и Семена Садовина места. Теперь нам некуда ложиться.

10 мая 1945 г.

Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков победоносно закончена. Вчера в 21 ч. вечера на станции Каунас я слышал выступление т. Сталина, в котором он поздравлял соотечественников и соотечественниц с великой победой. Спустя 45 минут я слышал поздравительный приказ по войскам Красной Армии и военно-морского флота.

Москва салютовала 30 залпами из своих орудий. А у нас в эшелоне и на станции стреляли из всех видов оружия и обнимались, поздравляя с победой.

Вечер. Проехали утром тоннели под Каунасом в сторону Вильно, один из них км 2 длиной. В нем мы чуть не задохнулись от дыма. В Вильно стояли всего 30 минут. Наш длинный, чуть не в километр эшелон пошел дальше как экспресс. Ехали по знакомой Литве. Наконец переехали границу и вступили в СССР. Потянулись бедные белорусские деревеньки с глинистой и почти сплошь необработанной землей. Проехали Молодечно. На остановках бабы носят самогон и меняют его на всякое барахло, которого у ребят много. Пьют порядочно. Выпил гр. 400 и я. Женщины продают яйца (5 р. штука) и молоко (20 р. литр).

Стоим в Минске на сортировочной. Смеркается. Прохладно. Грустно.

11 мая 1945 г.

Проехали Оршу. Стоим среди поля на пути к Смоленску. Солнца нет. Дует холодный ветер. Ехать холодно. Кругом печальная глинистая и болотистая земля. На десятки км не видно ни деревни. Все сожжены, земля изрыта. Люди живут в землянках, нищенствуют у эшелона.

12 мая 1945 г.

Полдень. Холодно. Накрапывает дождь. Вчера вечером проехали разрушенный не меньше, чем Кенигсберг, Смоленск. Сейчас стоим в Дорогобуже.

Я все смотрел на печальные русские равнины. Поля обрабатывают женщины лопатами. Иногда попадаются 2–3 облезлые клячи, на которых женщины или мальчики пашут.

На стоянках у эшелонов попрошайничают дети, слишком много изголодавшихся немощных детей, стариков, женщин.

В Минске одна из женщин за крепдешиновое платье согласилась обслуживать в течение ночи 8 человек. Вначале она соглашалась на 5, а затем решилась на 8. Мы, конечно, не согласились на это варварство.

Покупают на деньги и меняют на водку все: я за рваную простыню и фрицевский солдатский мундир сразу получил 150 руб. и четвертинку московской водки. У меня есть неотосланная посылка и хорошее одеяло, и я не знаю, как с ними быть. Если мы попадем на расформировку, их отберут. Мне хотелось бы привезти все это домой.

Я лелею надежду, что нас где-нибудь начнут понемногу отпускать домой.

Записываю народную песню «Огонек»:

Не успел за туманами промелькнуть огонек,

На пороге у девушки уже второй паренек,

С золотыми погонами, с папироской в зубах

И с веселой улыбкою на счастливых губах.

Не прошло и три месяца, парень шлет письмецо:

«Оторвало мне ноженьку, исказило лицо,

Приезжай, забери меня, мой любимый дружок».

И подруга далекая пишет парню в ответ,

Что с другим она встретилась и любви больше нет.

«Заживай твоя ноженька, проживешь как-нибудь,

Ковыляй потихонечку и меня не забудь».

Рано утром на зореньке, где горит огонек,

Из боев возвращается молодой паренек.

И лицо то же самое, и вся грудь в орденах,

Шел он ровной походкою на обеих ногах.

Поздно вечером встретились у крылечка они.

Говорила она ему: «Милый мой, ты прости.

Написала по глупости. Я люблю ведь тебя,

Не погас огонек мой и навек я твоя».

Отвечает ей с гордостью молодой паренек:

«У нас все теперь порвано, и погас огонек.

Ты любовь настоящую променяла на ложь.

Ковыляй потихоньку, без меня проживешь».

Поздний вечер. Стоим в Вязьме. Беспризорные ребятишки за кусок хлеба поют похабные частушки:

Сидит Гитлер на березе,

А береза гнется.

Посмотри, товарищ Сталин,

Как он наебнется.

Частушек сколько хочешь. Почти весь день шел дождь. Читал сводку из Совинформбюро за 11 мая. Взято в плен с 9 по 11 мая свыше 560 тысяч солдат и офицеров и 45 генералов. В Чехословакии группа Штернера не сдалась372. Она вымолачивается четырьмя нашими фронтами и американскими и английскими войсками.

Умер от паралича сердца Щербаков, начальник Главпу РККА, секретарь ЦК ВКП(б) и МК ВКП(б) и начальник Совинформбюро373.

Днем на час уснул и видел Марийку. Будто я пришел с работы в Ейске на квартиру. В 1‑й комнате была мать, во 2‑й Марийка. Она вымыла полы, вымылась сама, была чистая и душистая в белом платье. Я обнял ее и повел, приговаривая: «Мусенька, Мусенька». За мной шли дети, Юра и Милочка, и весело смеялись, подпрыгивая.

13 мая 1945 г.

Проехали Бородино. Два памятника. Один с распростертыми крыльями на колонне метрах в 200 от дороги среди поля. Несколько ближе насыпь – братская могила с колонной посередине. Это примерно в 130 км от Москвы, перед Можайском.

Стояли часов 5 в Можайске. Хороший солнечный день. Я бродил по путям и все думал, как встретиться с матерью и сестрой, которая живет в Москве.

Перед вечером покинули Можайск. Стоим на подъезде.

15 мая 1945 г.

Проехали Муром, Горьковской обл., в 290 км от Москвы.